Место поэзии в творчестве Дж. Джойса

Нами уже отмечалось, что первый поэтический цикл Джойса выстроен как лирический роман. Упоминалось об эпизодическом проникновении стихов в прозу, например, элегия на смерть Парнелла в "Дне Плюща" ("Дублинцы"). Ритмика "Дублинцев" тщательно исследована в диссертации Л.B. Татару, но в этой работе не рассматривается роль поэтических вставок. Они немногочисленны, однако, по-своему важны и их роль становится заметной во второй половине сборника, в рассказах "Облако", "Прах", "День Плюща" и в заключительной повести "Мертвые".

Характерно, что во всех этих четырех текстах поэтические (песенные, стихотворные) вставки приурочены к финалам рассказов. Благодаря этому, финалы получают дополнительную поэтическую окраску, но в то же время стихотворные тексты по-своему и контрастируют с мрачной и жесткой прозой бытия и быта рядовых дублинцев. Так, в "Облаке" герой рассказа восхищается "ритмом стиха" Байрона, мечтает тоже стать поэтом, но это стихотворение английского романтика "На смерть юной леди", цитируемое в рассказе, дано в контрапункте другого, сугубо "прозаического" ряда образов — плачет ребенок и отец, злящийся на него, одновременно "отсчитывает число рыданий" младенца — ритм стиха перебит ритмом слез. Слезы ребенка, горе отца из-за разбитых надежд юности — все актуализировано строками- элегии Байрона.

В "Портрете художника в юности" характер взаимодействия стихов и прозы куда насыщеннее и сложнее, чем в "Дублинцах", хотя еще не достигает той интенсивности, которая проявится в "Джакомо Джойсе" и "Улиссе", но и здесь прослеживаются типичные для всего творчества писателя способы и приемы взаимопроникновения и противоборства мифопоэтическо-стихотворных и прозаических линий искусства. Тон этому процессу задан поэтическим обрамлением романа. Он начат латинским эпиграфом из "Метаморфоз" Овидия "Et ignotas animum dimittit in artes" (И к ремеслу незнакомому дух устремил). Стивен Дедал в финале обращается к Дедалу (т.е. к своему архетипическому праотцу): "Old father, old artificer, stand me now and ever in good stead". Весь дневник героя с его лиризмом явно предвещает "Джакомо Джойса" — такая же богатая гамма чувств, усиленная роль восклицаний и вопросительных знаков, повторов-рифмовок (Would she like it? I think so. Then I should have to like it also; Old man sat, listened, smoked, spat. Then said...?Free. Soul free and fancy free). В романе происходит наложение многих поэтических ритмов — Данте (недаром на первой странице фигурирует тетка Данте среди родни мальчика), средневековых схоластических виршей (Стивен говорит о стихах Фомы Аквинского), латинских молитв, которые прямо входят в текст, а также собственных стихов и "речевок" Джойса.

Стихотворения в романе являются неотъемлемой частью развиваемой автором идеи о становлении художника. В соответствии с возрастом своего автобиографического героя Джойс меняет стиль романа.

Вся первая миниатюрная часть романа более чем на 1/3 состоит из стихов (15 строк стихов и 26 прозаических строк). Тут удивительная смесь речи "взрослой" (рассказ о родне мальчика) и детской, причем детская прозаическая речь (абзац из романа-сказки) легко переходит в детскую песенку о розе, а одна строка этой песенки тут же повторяется в детском произношении (wothe botheth вместо rose blossoms), что придает песенке юмористический оттенок. Вся страница — это мир ребенка, мир детских звуков, ритмов, красок, запахов, вкусовых ощущений. Его первые танцевальные движения (Tralala lala) под аккомпанемент пианино матери.

Но в этот радостный мир входит и страшное — тетка Данте пугает ребенка (за его же невинные страхи): "орлы выклюют тебе глаза" и возникает "страшилка", очевидно, сочиненная уже самим малышом: Pull out his eyes, Apologize, Apologize, Pull out his eyes.

Образ суровой тетушки — комическая пародия писателя на великого поэта Данте, чья поэма действительно устрашала некоторых его наивных современников.

Так на одной странице автор уместил целый отрезок своего раннего детства — с его поэзией и прозой, с его ритмами и красками, радостями и тревогами.

Вторая часть (17 страниц) включает 4 стихотворных отрывка — это детские песенки и первый стишок-сочинение мальчика:

Stephen Dedalus is my name,
Ireland is my nation.
Clongowes is my dwellingplace
And heaven my expectation.

И тут же к этому куплету прозаический абзац-комментарий — мысли героя о вселенной, о Боге.

Стихи являются одним из важных компонентов ритма прозаического повествования, задают в известной мере его интонационный строй. Tralala является фонетической транслитерацией детского песенного ритма, имитирующей шум детства Стивена. Ритм повторов "The ivy whines..." создает эффект напряженного и мучительного движения, становления личности. В эпизоде с созданием вилланеллы весь прозаический текст подчинен стиху, где всем ритмом, стилем прозаических фраз рисуется процесс рождения лирического стихотворения, которое создается на наших глазах. Это раздел из пятой, последней части романа, непосредственно следующий за важнейшим для Джойса изложением (от лица Стивена) его эстетической теории о красоте. Мы видим, как подбираются слова для стихотворения. Сначала это только ритм (purest water, cool waves, moving as music), в который вливается душа поэта (inspiration, spirit, soul), потом через повторы слов его ритм становится более отчетливым, находит свое вербальное воплощение (enchanted, seraphim, ardent) и, наконец, нужные слова повторяются все чаще и выливаются в поэтические строки:

...An afterglow deepened within his spirit,
Whence the white flame had passed,
Deepening to a rose and ardent light....
Are you not weary of ardent ways,
Lure of the fallen seraphim?
Tell no more of enchanted days. [30, 252]

Первый и третий стихи начальной терцины в вилланелле затем повторяются в определенном порядке, в них заключен основной смысл стихотворения — монашество и грех, падший ангел и дева, восторженность и усталость.

Но поэзия здесь подана не сама по себе, а в прозаическом контексте, что "снижает", прозаизирует лирическое стихотворение. Мы не только восхищаемся изысканной стилизацией манеры мастеров Возрождения, но и видим ее создателя, проснувшегося на заре, судорожно ищущего карандаш и бумагу и обнаруживающего тарелку с остатками еды и пачку сигарет. Перед нами пробегают его мысли, воспоминания о насмешках над любимой, ссорах с ней. Все это, с одной стороны, противопоставлено поэзии, но в то же время прозаический текст "лиризируется", зависит от ритма стихотворения, буквально рождающегося в его лоне.

Шесть страниц прозы данного эпизода корреспондируют с шестью строфами вилланеллы, лирический стиль прозы отвечает лиризму стихотворения. Весь эпизод графически делится на пять частей, каждая из которых заканчивается поэтическим фрагментом. Но пятая часть, в свою очередь, также состоит из двух частей: три абзаца первой части относятся к настоящему и описывают раннее утро и усталость Стивена, вторую часть, заключительную в общей композиции эпизода, мы будем рассматривать как шестую часть. Она вводится сочетанием ten years, которое открывает тему размышления и отделяет Стивена вдохновленного (ecstasy) от Стивена уставшего (languor). Кроме того, в шестой части появляется будущее время — would — и возвышенные одухотворенные воспоминания сменяются физическим желанием (sin, a glow of desire...fired and fulfilled all his body). В этой заключительной части также впервые в эпизоде акцент смещается с него на нее. Стивен впервые задумывается о переживаниях девушки, которой он и посвящает стихотворение. Повторение лексики первой части эпизода в последнем абзаце шестой части придает завершенность эпизоду, а вилланелла, повторенная целиком, становится мощным его финалом. Виртуозная композиция вилланеллы отражает дисциплинированность, мастерство, богатство воображения и страстность ее создателя.

Но это финал не только эпизода. Стихотворение появляется вскоре после изложения Стивеном его эстетической теории. До появления этого стихотворения Стивен делал выбор между искусством и церковью, но еще никто не знает об этом. Теперь же, после осознания предназначения художника и создания поэтического произведения, доказывающего, что его теория "работает", он готов порвать с церковью, семьей и друзьями.

Роман "Портрет художника в юности" — это проза, пронизанная стихотворными ритмами, проза, в которой бытовые мотивы контрастируют с возвышено-поэтическими, но которая сама во многом организована по законам создаваемого как бы буквально на ее страницах стихотворения.

Во втором периоде творчества Джойса, к которому относятся "Улисс", "Джакомо Джойс", "Стихотворения по пенни за штуку", принцип сложной взаимосвязи стихотворений и прозы получает свое дальнейшее развитие. В романе "Улисс" автор, как известно, не удовлетворился широким пространством прозы и во имя многомерности образа включил в роман многочисленные цитаты из стихотворений различных авторов: Дж. Байрона, Э. По, Т. Мура, Уильяма Б. Йейтса, Р. Киплинга, Бена Джонсона, У. Блейка и многих других. Широко привлекаются Джойсом для цитирования и тексты массовой культуры: отрывки из пошлых песенок, из популярных опер и оперетт, уличных баллад и т.п. Текст "Улисса" в этом плане — подлинная энциклопедия мировой поэзии, взятой во всех ее основных регистрах.

Иногда стихотворение другого автора просто называется. В этом случае функцией стихотворения может быть, как стремление показать эрудицию — свою, либо героя, так и расширение значения высказывания, которое должно пониматься в контексте обозначенного стихотворения. Часто цитируется строка или фраза из стихотворения какого-либо автора без ссылки на источник. В этом — одно из проявлений интертекстуальности в произведениях Джойса. Функцией таких вкраплений является создание многоплановости собственного текста, понимание которого требует высокого уровня образованности реципиента. Анализ взаимодействия стихотворной и прозаической речи в "Улиссе" — это тема для фундаментального отдельного исследования. После приводившихся выше примеров перекличек стихов и прозы Джойса, мы обратимся к лирическому рассказу "Джакомо Джойс", образцу примыкающей к "Улиссу" стихотворно-прозаической речи.

Этот рассказ вместе с поэтическим циклом "Стихотворения по пенни за штуку" являет собой редкий пример художественного диптиха, состоящего из двух текстов — прозаического и поэтического — и объединенного как единой темой утраты, так и системой художественных образов. Хотя сам автор и не печатал его как отдельное двуединое произведение, мы позволим себе трактовать эти два текста именно как образец художественного единства.

Тема потери в рассказе конкретна — это потеря любимой. Стихотворный цикл универсализирует тему до "потери всего" ("Ти"о е БСЮЬО"). Цикл, следовательно, более трагичен, его лирический герой воспринимает потерю любви и молодости с большим драматизмом, но, как уже говорилось, образная система сборника позволяет воспринимать идею потери как жизнеутверждающую: утрата пусть даже всего дает толчок к преображению этих утрат в искусство.

Выше в параграфе 2.4 мы уже приводили отдельные примеры связей и перекличек стихов Джойса с его лирическим рассказом. Теперь обобщим эти наблюдения. Сходство рассказа с поэтической речью очевидно: отделение абзацев друг от друга пробелами идентично делению стихотворения на строфы. Размер паузы, отделяющей одно синтаксическое единство от другого, является показателем того, как сменяют друг друга мысли и чувства героя. Паузой в одних случаях отделяется большой отрывок, содержащий в себе какое-нибудь пространное описание, в других — состоящий всего из одного короткого предложения. В финале, когда внутреннее напряжение достигает драматического накала, паузы сокращаются. Как пишет Е.Ю.

Гениева, "проза "торопится", стараясь угнаться за чувством, мыслью, множащимися в сознании образами". [30, 563]

Структура прозаических абзацев поэтична, она насыщена целой системой лейтмотивных образов. Так, например, в началах абзацев можно выделить два вида "ударных" зачинов:

1) "резкий" (как будто с неба свалившийся) краткий вопрос: Who? (первое слово рассказа), Why? (отдельным абзацем вопрос в финале);

2) местоименные зачины: начала с "I" и "She" (так начинаются и многие стихотворения "Камерной музыки").

В "Джакомо Джойсе" произошло своеобразное переплетение прежней манеры писателя — витиевато-усложненных конструкций многочисленных повторов "Портрета художника в юности" — и "новой", характерной для "Улисса" манеры, для которой показательны "быстрые, стенографически лаконичные фразы, в которых неожиданные сочетания и сопоставления слов порождают не менее неожиданные образы"[30, 563].

Теперь о системе главных образов. Стоит отметить, что "Джакомо Джойс" из всех произведений писателя стал единственным, действие которого вынесено за пределы Ирландии. Образ итальянского города Триеста, в отличие от Дублина в "Портрете художника в юности", "Улиссе", подан через настроения, запечатленные в слове. Названия улиц и площадей Триеста встречаются в тексте редко, гораздо чаще используются итальянские фразы, названия (loggione — галерка в опере), которые и создают атмосферу итальянского города. В "Стихотворениях по пенни за штуку" образ города вообще отсутствует, цикл полон картинами природы — море, травы, звезды, — но в нем, за исключением стихотворения "She Weeps over Rahoon", также ощущается атмосфера Италии, благодаря итальянским фразам (Tutto ё sciolto; О bella bionda, Sei come Tonda).

Но главным в рассказе является образ возлюбленной. Портрет Амалии в прозе дан более конкретно, более развернуто, хотя, как и в стихотворном цикле, он складывается из отдельных деталей штрихов: "А pale face surrounded by heavy odorous furs. Her movements are shy and nervous...She never blows her nose...Her body has no smell...". Образ Амалии Поппер в рассказе идеализирован, герой восхищается ей, ее манерами, движениями, в стихотворениях она предстает как жестокая, нелюбящая, приносящая страдания: Whose soul is sere and paler; When the dear love she yielded with a sigh/ Was all but thine?; ruthless as is thine incertitude.

Сведем воедино соответствия между отдельными абзацами рассказа и стихотворениями. Стихотворение "А Flower Given to My Daughter" отражает отношение Джойса к Амалии. Рассказ и стихотворение взаимодополняют друг друга, рассказывая о любви Джойса в период его жизни в Триесте к синьорине Поппер. Ключевым здесь является слово frail. Как уже говорилось, Джойс обыгрывает все его значения: хрупкий, болезненный, нравственно неустойчивый, бренный. Образ грязного потока из другого стихотворения раскрывается через прозаический абзац — люди воспринимаются Джойсом как сор и грязь.

Абзац, посвященный служению в соборе на мосту Св. Михаила, корреспондирует со стихотворением "Ночная пьеса". Повторяются некоторые словосочетания — sindark nave, gloom, torches. Но в прозаическом эпизоде присутствует сама героиня, в поэтическом же произведении ее нет

Стихотворение "Watching the Needleboats at San Sabba" перекликается с песней Яна Питерса Свелинка, имя и название песни которого появляются в рассказе как выражение темы, особенно занимавшей Джойса в то время, — прощание с молодостью.

Стихотворение, имеющее в заголовке итальянскую фразу "Tutto ё sciolto", согласно комментарию Е.Ю. Гениевой соответствует абзацу, состоящему из одного предложения на латыни: "Non hunc sed Barabbam!" ("Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву. Варавва же был разбойник" (Иоанн, 18,40)). Слова евреев, требующих от Пилата освободить от распятия не Иисуса Христа, а разбойника Варавву. В сновидения героя наяву, в его галлюцинации эта фраза врывается как знамение конца любви [30, 575]. В стихотворении эта тема разворачивается шире, приобретая в то же время библейский контекст.

Так стихотворения взаимодополняют друг друга и текст рассказа, вступая в сложную интертекстуальную мифопоэтическую игру.

Рассказ "Джакомо Джойс" можно считать увертюрой к "Улиссу" — в том смысле, что именно в этом рассказе наиболее наглядно видна теснейшая связь поэзии и прозы в творчестве писателя. Проза "Джакомо Джойса" настроена на волну его "Стихотворений по пенни за штуку", а этот стихотворный цикл, в свою очередь, неполон без названного рассказа. Так эти произведения фактически складываются в диптих стихопрозы. Его и следовало бы печатать так, как даются иногда тексты билингвы: на одной транице прозаическая часть, на другой — параллельный ей стихотворный ряд.

К позднему периоду творчества художника относится стихотворение "Ессе Puer", написанное в 1932 году по случаю рождения его единственного внука Стивена и последовавшей вскоре смерти отца Джойса, — самое совершенное и, очевидно, последнее поэтическое произведение автора. Оно заслуживает отдельного рассмотрения, так как подводит итог стихотворному творчеству художника:

Of the dark past
A child is born;
With joy and grief
My heart is torn.
Calm is his cradle
The living lies.
May love and mercy
Unclose his eyes!
A child is sleeping:
An old man gone,
O, father forsaken,
Forgive your son!
Young life is breathed
On the glass;
The world that was not
Comes to pass.

Из темноты
Малыш рожден.
Печальным счастьем
Я сражен.
В люльке дитя
Сладко сопит.
Любовь его
Благословит!
Легко дрожит
Нежность век.
То новый мир,
то — Человек.
Малый родился,
Умер старик.
Прости меня,
Отче,
Услышь мой крик!
Перевод С. Шейной

Стихотворная форма у Джеймса Джойса, проделав сложный и циклический путь от простых ("Chamber Music") до сложно организованных поэтических текстов зрелого периода ("Nightpiece", "A Memory of the Players in a Mirror at Midnight"), вернулась к классическому ямбу. Но эта простота уже на новом витке развития мастерства писателя. Простота формы, контрастируя с глубиной заложенного смысла, выпукло представляет идею стихотворения. Незначительные отступления от заданной схемы 2-стопного ямба, сохраняя мерный ритм стихотворения, не отвлекают внимания от главной темы, которая заложена уже в названии: Вот мальчик (лат.). Несомненно, это относится к рождению внука, но вынашивание и рождение плода было для Джойса и одной из главных метафор процесса творчества. Сам заголовок предполагает двуплановость стихотворения. Процесс развития эмбриона Джойс в 14-м эпизоде "Улисса" уподобляет процессу развития языка, где зарождение литературного языка есть его зачатие, а современный разговорный язык — младенец вышедший из утробы в мир. "Ессе Puer" — это мифопоэтический символ: младенец — внук, младенец — результат творчества и младенец — разговорный язык.

Лексика стихотворения проста, в отличие от высоко-литературной, поэтической лексики среднего периода творчества Джойса. Тема младенчества подчеркивается аллитерацией на "нежные" сонорные I, т, а во втором четверостишии и словом calm, которое выделено перестановкой ударения и денотирует умиротворенность.

Спондей в первой строке выводит начало второй темы — dark past, означающего, во-первых, прошлое самого Джойса — разрыв с семьей родителей, чувство вины перед умершей матерью; во-вторых, что относится к иному возможному плану прочтения, фольклорные ирландские традиции, не без опоры на которые развился неповторимый язык и стиль Джойса; в третьих, тьму материнского лона, рождающей утробы. Тьма, символизирующая конец странствий героя, совпадает с тьмой изначальной, где пребывал он до рождения, и оказывается, таким образом, той стихией или тем "местом", где сходятся начала и концы всякой человеческой жизни (в античной мифологии подобное "место" или стихия есть ад — Аид, Тартар.) Всем этим раскрывается и символико-мифологическое содержание темы странствий и возвращения. Мотив тьмы оказывается ключом. Цели странствий метафизически соответствует "родимая тьма". И, наконец, появляются известные основания к сопоставлению творческого пути самого автора с мифологемой Одиссея в "Улиссе": этот путь, направляющийся к альтернативной реальности с ее темнотой, в известном смысле есть также путь возвращения в "родимую тьму".

Так в стихотворении сплетены два мотива, пронизывающих все творчество писателя. Это темы — света и тьмы — выражены двумя ключевыми словами joy и grief. Продолжив цепочки слов коннотирующих радость, жизнь и печаль, смерть, получим:

Joy — child, calm, cradle, living, love, young life, breathed, Grief — dark past, glass, torn, old man.

Казалось бы, слова, обладающие силой "радости", доминируют, жизнь побеждает смерть, как было в ранних стихотворениях Джойса. Но чем старше становится автор, тем меньше тепла и доброты оставалось в его произведениях. Ладовая вокализация стихотворения тяготеет к минорной, это отражено в таблице 2.7.

Таблица 2.7. Ладовая вокализация стихотворения "Ессе Puer"

В минорном ладу и заканчивается стихотворение: во-первых, тема "темного прошлого" развивается в тему "брошенного отца" (father forsaken), что усилено амфибрахической строкой, во-вторых, в последних двух строках отсутствуют сонорные I, m, прежде осветляющих общий тон стихотворения, они смещены аллитерацией на глухой согласный f.

Итак, соединение вечно контрастирующих понятий — простого и сложного, на новом витке творчества Джеймса Джойса, нашло выход в этом маленьком шедевре.

Стихотворение "Ессе Puer", созданное в период интенсивной работы Джойса над "Поминками по Финнегану", лишний раз подтверждает способность художника одновременно разрабатывать и объединять в своем творчестве самые разнообразные, самые разнородные стили. В данном случае речь идет о виртуозном владении как традиционной поэтической речью ("Ессе Puer"), так и переусложненной ритмической прозой "Поминок по Финнегану", которая по существу тоже становилась поэзией, но поэзией эзотерической, зашифрованной, экспериментальной.

В романе "Поминки по Финнегану" слияние стихов и прозы доходит до своего пика. Существует несколько редакций текста, возникших по ходу его развития и углубления. Такая работа не могла заключаться только в создании слов-окказионализмов и их выстраивании в ритмизированные строки. "Улисс", работа предшествующая созданию "Поминок по Финнегану", до сих пор поражает монументальностью и тщательностью отделки и прописки самых мелких деталей — как в психологическом состоянии героев, так и в их речевом и "текстовом" (если так можно назвать репрезентацию героев текстовыми средствами) портретах. Композиция текста Джойса часто строится на двусмысленности или загадке. Роман "Поминки по Финнегану" создавался ещё более тщательно.

Рассмотрим здесь один из первых вариантов его — эпизод "Анна Ливия Плюрабель", это отдельное произведение, содержащее некоторые приемы, используемые Джойсом в романе. Его первые предложения построены как зачин стихотворения, древней саги, слагаемой ритмической прозой:

"О tell me all about Anna Livia! I want to hear all about Anna Livia. Well, you know Anna Livia? Yes, of course, we all know Anna Liviaio Tell me all. Tell me now".

Дальше Tell me повторяется как рефрен вплоть до самого конца.

Такой традиционно поэтический прием как аллитерация встречается буквально на каждой странице: it steeping and stuping, a lizzy a lossi, Wish a wish! Why a why?, Letty Lerck's lafing light, etc.

А предложение, которое растянулось на три страницы, вообще построено по принципу детских стишков, когда по одной модели строятся все строки стихотворения. Каждая его часть, отделенная друг от друга точкой с запятой, содержит приблизительно одинаковое (15-20) количество слогов и обладает одинаковой структурой — "что-то для кого-то". Посредине предложения ритм меняется, количество слогов сокращается до шести и затем снова возвращается к прежнему. В последней части предложения даже появляется рифма: and a pig's bladder balloon for Selina Susquehanna Stakelum.

Ближе к концу произведения рифма появляется все чаще, и значительные его части представляют собой ритмизированные и рифмованные фрагменты. Для наглядности запишем их в привычной стихотворной форме:

Die eve, little eve, die!
We see that wonder in your eye.
Are you not gone ahome?
What Tom Malone?
My foos
won 't moos
I feel as old as yonder elm.
A tale told of Shaun or Shem?

Здесь мы далеки от сколько-нибудь детального анализа данного текста, так как это может служить темой большого самостоятельного исследования. Нам важно показать поэтическую ориентацию поздней прозы пиателя.

"Поминки по Финнегану" представляют собой крайнюю стадию эксперимента с языком, когда ради формы произведения теряется его смысл и затрудняется восприятие текста, однако, благодаря различным приемам, среди которых не последнее место занимает поэтизация прозы, Джойсу удается воссоздать "поток сознания" героев с его внешней нелогичностью, неожиданными ассоциациями и хронологическими нарушениями.

При этом поэтизация не отменяет, а лишь по контрасту гротескно оттеняет ту струю грубого натурализма, которая сильна в его прозе и которой очень мало в стихотворениях писателя.

Выводы по второй главе:

Итак, после рассмотрения поэтических текстов Джеймса Джойса, вошедших в сборники "Камерная музыка" и "Стихотворения по пенни за штуку", а также некоторых нециклизованных стихов, ставших частью прозаических произведений, мы обнаружили значительное сходство между прозой и поэзией художника.

Проза и стихи писателя сближаются на нескольких уровнях. Прежде всего, это единство тематики. Ключевые темы всего его творчества — тема потери, тема противостояния одинокой личности окружающему миру — намечаются впервые именно в его поэтических текстах. Джойс часто использовал в параллельно писавшихся стихотворениях, рассказах и романах близкие сюжеты (скитания и поиски дома), описывал одни и те же биографические события (например, неудавшийся любовный роман с Амалией Поппер). Проведенный анализ показал, что и поэтические и прозаические произведения Джойса обладают единой системой образов- символов (фигура художника-творца в прозе и лирическое "Я" в поэзии, мифопоэтические образы женщины, розы, моря), восходящих либо к классической, к кельтской или иудео-христианской мифологии, либо к литературным источникам наследия европейской культуры. Сходство между поэзией и прозой Джойса отмечается также в перекличке в ритмике, что было показано на примере романа "Портрет художника в юности" и рассказа "Джакомо Джойс", в художественных приемах ("музыка" текста, метафорика).

Под влиянием поэтических вкраплений, ритмизации, лейтмотивов проза "поэтизируется", бытовые описания, события получают лирическую окраску. В то же время проза оказывает на поэтический текст гораздо меньшее влияние, это свидетельствует о том, что именно поэтическое начало является первичным в творчестве ирландского писателя.

Поэтические и прозаические произведения Джойса взаимодополняют друг друга. Стихотворения его более субъективны, и их смысл еще плотнее, чем в прозе, скрыт за образами и метафорами. Поэтому, для понимания и верной интерпретации стихотворений Джеймса Джойса их следует рассматривать в контексте его творческого наследия в целом, во взаимосвязи со всеми его прозаическими произведениями.