1.6. Моделирование художественного дискурса в эпоху Джойса

Модельная лингвистика предполагает моделирование типологических черт в рассматриваемом объекте, опираясь на понимание текста как становящейся целостности [Белоусов 2009].

Метод моделирования позволяет не только целостно охватить отдельный идиостиль писателя, но и выявить проекции этого идиостиля в художественный дискурс эпохи.

Поскольку современные друг другу идиостили имеют свойство к сближению, моделирование позволяет установить типологические черты индивидуально-авторских концепций, с одной стороны, а также градацию идиостилей по отношению к идиостилю, который можно для своей эпохи считать ядерным, наиболее последовательным генератором воспринятой эпохой модели, с другой.

Индивидуально-коллективный идиостиль — это исторически сложившаяся модель художественного дискурса, извлечённая из художественных текстов однохронных писателей, философия художественной дискурсивной деятельности, историческое звено в эволюции языкосознания и языкотворчества, семиосфера художественного дискурса эпохи.

В англоязычном индивидуально-коллективном идиостиле эпохи Джойса разграничиваются:

• Центр (писатели, вовлечённые в орбиту идиостиля Джойса, наиболее последовательно создающего эпифаническую модель художественного текста).

• Ближняя периферия (писатели, переходные по отношению к эпифанической модели художественного текста).

• Дальняя периферия (писатели, приверженные традиционной модели художественного текста).

Центр осваивает эпифаническую модель Джойса в типических чертах художественного текста эпохи. Типологизация состоит в проникновении речевых составляющих из ядерного идиостиля в идиостили однохронных писателей, в их многократной актуализации, стабилизации и закреплении в качестве литературно-художественных норм своего времени. В англоязычном художественном дискурсе к центру относятся В. Вулф, Т. Вульф, Д.Г. Лоуренс, Д. Ричардсон, Ф.С. Фитцджералд, У. Фолкнер, Э. Хемингуэй, Г. Стайн, К. Мэнсфилд и некоторые другие. Среди американских писателей эпохи Джойса первое место занимает У. Фолкнер (1897—1962), окунувшийся в модернистское искусство во время посещения Европы в 1925 году. В «Шуме и ярости» (1929) он использует внутренний монолог в манере Джойса для психологизации фрагментарного мира, достигнув вершин в переживании пространственной одновременности через призму одного и того же события, рассказанного разными взаимосвязанными персонажами. Экспериментальный характер носит цикл рассказов «Go down, Moses» (1942), в состав которого входит шедевр «Медведь». Эпифаническое откровение в этом тексте переживается нежданными встречами подростка с меченым медведем, который вместе с медведем погружается в тайну вечного становления.

Считается, что Эрнест Хемингуэй, познакомившийся с Джойсом в 1 922 году, был единственным писателем-современником Джойса, изучавшим его метод, в частности, в «Дублинцах» и «Портрете». Эрнест Хемингуэй признавал величие Джойса. Последний читал рукописи Хемингуэя и делал к ним пометки — исключение, которого не знал никто, кроме Хемингуэя. Джойсу принадлежат слова о том, что за формой у Хемингуэя стоит нечто большее [Beegel 1989: 33]. Хемингуэй считал прозу архитектурой, а не внутренним убранством. Он учился простоте субъективно окрашенного переживания у Сезанна и экономии художественных средств у Ивана Тургенева, особенно выделяя тургеневские «Вешние воды» [Beegel 1989: 133]. Хотя Хемингуэй менее радикально экспериментировал с техниками письма, чем Джойс, Уильям Фолкнер или Вирджиния Вулф, по совету Эзры Паунда он достиг вербальной лаконичности изображаемого [Stewart 2001: 15]. Ф.С. Фитцджералд видел своё сходство с Эрнестом Хемингуэем и Вирджинией Вулф в том, что все они схватывали переживаемый пространственно-временной фрагмент [Berman 2009: 6]. Все они последовательно проводят типологию первичности языка, развивают своеобразные формы внутренней речи, свёртывают традиционное повествование, выстраивают свою индивидуально-авторскую концепцию как СОПРИКОСНОВЕНИЕ ИСТИНОЙ через действие мысли в специально организуемых ментальных пространствах. Ф.С. Фитцджералд считал «Улисса» Джойса книгой, обращённой в будущее. Вирджиния Вулф одной из первых обратила внимание на кинематографические техники Джойса в «Улиссе». Для неё «Улисс» был так же революционен, как и «Тристрам Шенди» Стерна.

Отдельно следует сказать о Дороти Ричардсон, которая заимствовала внутренний анализ у Марселя Пруста и опубликовала первую книгу «Островерхие крыш» до «Дублинцев» и «Портрета» Джойса. Во всех тринадцати томах «Паломничества» Дороти Ричардсон выстраивает внутренний анализ мыслей одной героини. У неё нет многоголосия, присущего другим писателям центра. Дороти Ричардсон определяет свой индивидуальный стиль как созерцаемую реальность. Хотя современные исследователи не считают поток сознания инструментом для создания такой реальности, писательница последовательна в своём внутреннем анализе. Её место в центре, а не ближней периферии. Следует также подчеркнуть, что К. Мэнсфилд (1888—1923) экспериментировала с внутренним монологом, когда ещё не появились главные тексты Джойса.

Эпифаническая модель представляет собой антропоконцептуальное пространство СОПРИКОСНОВЕНИЯ с цикличной кольцеобразной макроструктурой, антропоцентрами пробуждаемого некто-здесь-сейчас, эпифанизирующей светоцветовой средой и топосом пространственной одновременности.

Лингвотипологическое в эпифанической макроструктуре проявляется в кольцеобразном вхождении надстроек смысла базовых повествовательных категорий, которые могут быть развёрнуты в традиционную повествовательную модель, во второе кольцо, эпифанизацию, где они стягиваются к «нежданной встрече» для вхождения в третье кольцо фокуса-эпифании. Границы смыкаемых и размыкаемых колец гибки и подвижны. Эпифанизация реализуется фонологическими, морфологическими, синтаксическими, лексическими, текстовыми и гипертекстовыми речевыми составляющими, комбинаторика и варьирование которых подвержены серийности и ассоциативности. Речевые составляющие эпифанизации — звукопись, ассоциативность всех языковых уровней, схематичность повторов, целенаправленный отбор видовременных форм глагола, ассоциативные лексические сети, эллипсис, паратаксис, номинативность, отклонения от порядка слов и многие другие — усложняют циклические возвращения и переходы в непрекращающихся надстройках смысла.

СОПРИКОСНОВЕНИЕ проявляется в вербализации семантических смыслов противоборствующих сторон ЕДИНЕНИЕ/НЕ-ЕДИНЕНИЕ, ДЕЙСТВИЕ/НЕ-ДЕЙСТВИЕ через доминантные речевые составляющие «together»/«alone», «movement»/«rest» Нейтрализация противоборствующих сторон происходит в идеализированной перспективе переживаемой духовной реальности.

Лингвотипологическое в антропоцентрах персонажей состоит в трансформации исходного [некто] / [грешника] / [тогда и там] в [Я] / [пробужденного от привычного состояния] / [здесь-сейчас]. К речевым составляющим персонализации относятся имена собственные, схематические повторы, смена персонализующих регистров, детерминативы, существительные общего значения, числительные, референциальная экономия, адвербиализация и другие.

Лингвотипологическое в светоцветовой среде состоит в сопряжении фокусов хроматического и ахроматического видения с фокусом фона, окружения. В ахроматическо-хроматической оси доминируют белый и красный цвета, образующие антиномию женского и мужского начал. Светоцветовая среда эпифанизируется речевыми составляющими, обогащенными цветообозначениями из разных языков, использованием цветоимен, образованием цветосодержащих сложных слов, конверсивов, слов-саквояжей, омофонов. Развитие светоцветовой среды обусловлено сменой макроструктурных колец.

Топос пространственной одновременности включает прошлый опыт, эпифанический опыт и симультанный вневременной опыт. Эпифанический опыт сигнализируется глагольными формами продолженного вида, серийными причастиями I, восклицательными предложениями, темпоральными указателями now/here. Симультанный вневременной опыт отражает социокультурные реалии топоса, в котором функционирует идиостиль писателя.

Впервые в истории языка английской художественной литературы идиостиль Джойса берет на себя функцию ядерного, инициируя лингвотипологические сдвиги. Джойс подводит итог повествовательной модели и ее лингвотипологическим свойствам, сложившимся в новоанглийском языке художественной литературы. Он меняет представление о языке художественного текста, которым становится актуализуемое сознание внутреннего человека, переживание духовной реальности нефинитной истины СОПРИКОСНОВЕНИЯ, вовлекая весь художественный дискурс своего времени в множащиеся ассоциации, напластования смыслов, меняющиеся ракурсы прочтений.

Индивидуально-коллективный идиостиль эпохи во главе с Джойсом образует единое антропоконцептуальное пространство языка художественной литературы, обогатившее историю английского литературного языка структурированием художественного текста либо на повествовательных, либо на эпифанических лингвотипологических началах.

Ближняя периферия образуется идиостилями писателей, которые включаются в переход от традиционной к новой модели художественного текста, оставаясь в рамках прежней модели. В англоязычном художественном дискурсе наиболее ярким представителем ближней периферии является Э. Форстер, вплотную подошедший в своих поздних текстах к эпифанической модели художественного текста. У Форстера выявляются речевые составляющие, которые станут типичными для эпифанической модели художественного текста. Ричард Олдингтон (1892—1961) включён в энциклопедию литературы модернизма: он был дружен с Эзрой Паундом, публиковал работы Д.Г. Лоуренса и Джойса, написал первую биографию Д.Г. Лоуренса, писал отзывы на модернистское искусство. Свой роман «Смерть героя» он называл «джазовым» [Poplawski 2003: 6—7]. Шервуд Андерсон (18761941) был дружен с Гертрудой Стайн. Его циклы коротких рассказов созвучны «Дублинцам» Джойса. Шервуд Андерсон оказал влияние на Уильяма Фолкнера [Poplawski 2003: 8]. К ближней периферии следует отнести Генри Джеймса.

Дальняя периферия формируется массовой литературой, которая не участвует в создании новой модели художественного текста. К дальней периферии относятся Арнольд Беннет, Герберт Уэллс, Джон Голсуорси и другие.