Заключение

Объективно-историческое пространство Дублина, сохраняющее свои конкретные приметы, абсолютно точно воспроизведенное, воссозданное в слове, обретает в «Дублинцах» четвертое символическое измерение. Прорыв в это четвертое измерение совершается в момент осознания героями бессмысленности и обреченности существования: бессмысленность бытия в границах реального мира преодолевается с их крушением. Акт осознания мирового хаоса и вселенской бессмысленности бытия есть акт освобождения от всех ложных зависимостей: социальных, политических, национальных, исторических, религиозных. Остается только один закон, биологический: сознание, разрушив границы замкнутого мертвого мира, продолжает существовать как природный феномен и осознает себя как таковой. Все формы человеческого бытия осмысливаются как природные феномены, отсюда берут начало настойчивые биологические параллели, протекающие в художественном тексте Джойса в природном циклическом времени. Осознание бессмысленности человеческого бытия для героев становится одновременно и прозрением природного его начала и своей к нему причастности.

По мысли Джойса, природное, биологическое начало подвержено болезням, смерти, окостенению, и этим объясняется появление замкнутых пространств, пораженных параличом, движение в пределах которых ведет к смерти. Таким пространством в «Дублинцах» является пространство Дублина, за его исторической и топографической реальностью скрывается символически-обобщенное пространство Города, понимаемого как природный феномен.

Если в «Дублинцах» пространство властвует над персонажами, определяет их облик и судьбу, (можно утверждать, что персонажи «Дублинцев» оказываются своеобразными эманациями пространства города Дублина), то в «Портрете...» появляется герой, который способен не только осознать, подобно героям «Прискорбного случая» или «Мертвых», бессмысленность и обреченность существования в границах этого пространства, но и может преобразить это пространство, подчинить его своему воображению (и сам город Дублин, «центр паралича», становится «поблекшим узором на старинном гобелене»). Герой «Портрета...» является носителем творческого начала, которое есть способность ощущать «высшую упорядоченную энергию земли» и тем самым представляет собой особый природный феномен «вечно живой жизни»: оно наделено вневременной природой, обладает неисчерпаемым потенциалом развития и обновления, не ограничено никакими жесткими пространственно-временными структурами. Осознание в себе этого начала дает герою возможность создавать свой мир эстетического идеала, т.е. наделять эстетическим смыслом (или, пользуясь словами Джойса — приводить в согласие с «высшей упорядоченной энергией земли») косные структуры внешнего мира.

Жизнь творческого духа связана со стихией воздуха и воплощается в лейтмотивном образе-символе романа: образе птицы, летящей над морем. Причастность героя к миру, неподвластному законам времени, отмечена мифологическими и культурными параллелями, через которые происходит самоосознание героя и осмысление им окружающего.

Природная жизнь, не соотнесенная с «высшей упорядоченной энергией земли», представляет из себя хаос физического, материального существования, который представлен в «Портрете...» в образах, связанных со стихиями воды и земли, женскими образами (носящими, впрочем, амбивалентный характер) и образами животных.

Заданная в первом эпизоде романа тема изгойства и духовного призвания главного героя развивается в художественном пространстве «Портрета...» через последовательное противопоставление внутреннего мира Стивена, динамичного, подчиненного творческому императиву, и, следовательно, несущего определенное структурное задание, — и мира внешнего, косного, наделенного и наделяемого сознанием героя жесткими пространственно-временными структурами, ограничивающими его и им преодолеваемыми. Сознание героя постоянно выходит за рамки заданных извне или созданных им самим упорядоченных пространственно-временных структур, прозревает за ними хаос омертвелой природной жизни.

Движение героя в художественном пространстве и времени романа можно представить следующим образом: а) рождение героя, окружающий мир представляет собой хаос, в котором только начинаются процессы структурирования; б) отчуждение героя от внешнего мира косных структур (имеющих социальную природу); в) утверждение над героем власти мира хаоса темных природных инстинктов; г) победа над миром природного хаоса, одержанная с помощью церкви, мира тысячелетнего духовного и социального опыта осмысления человеческой жизни; д) утверждение творческой индивидуальности героя. Это движение к вечности.

Соотнесение внутреннего мира героя и внешнего мира вещей и людей в «Портрете...» совершается через призму сознания героя, повествование сконцентрировано на субъекте, на его духовном мире, и проблема взаимоотношений личности и общества, традиционная для романа воспитания, лишается привычного социального содержания.

Картина художественного мира «Дублинцев» и «Портрета...» разительно напоминает картину мира в философии А. Бергсона. Свойственная рассмотренным произведениям крайняя пространственная конкретность и определенность, противоречащая отсутствию соответствующей ей объективно-исторической временной точности, «размытость временного компонента хронотопа» (С. Хоружий) может быть объяснена не только особенностью литературы как рода искусства, но и влиянием бергсонианского противопоставления времени и пространства. Можно говорить, что «качественное», «живое» время, каким является субъективное время героя, наделенного творческой силой, «длительность», непрерывная изменчивость состояний, составляющая, по А. Бергсону, «ткань психической жизни», противопоставлено времени «омертвелой жизни», какой является жизнь Дублина и которая предстает в пространственных образах.

Таким образом, нельзя говорить о принадлежности творчества Джойса реалистической традиции: мир науки XIX века, целостный мир установленных наукой природных и социально-исторических законов и связей, тот мир, с которым связано реалистическое мироощущение и мировидение (Л. Гинзбург), для него не существует.

Нельзя говорить и о постмодернизме писателя: несмотря на сложнейшую литературную и культурную игру, особенно очевидную в «Улиссе» и «Поминкам по Финнегану»), которая, действительно, становится возможной в таком масштабе только при утрате структурного центра мироздания, для Джойса существует, тем не менее, высшая реальность, способная внести смысл, порядок и связь в хаос повседневного существования, — реальность творческого воображения и индивидуального человеческого сознания, и страдающей души, способной в мгновение озарения (епифании) сломать границы косного замкнутого мира, под гнетом которого она находится.

Джойс создает утопию, он наделяет свое творчество значением, выходящим за рамки литературы и культуры, он стремится сломать своим творчеством рамки косного земного существования, придавая своему субъективному опыту универсальный, общезначимый смысл.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. О названии романа Джойса «Портрет художника в юности», (к вопросу жанра) // Языковая семантика и образ мира. Кн. 2. — Казань: Издательство Казанского университета, 1997. — С. 224—225.

2. Время и пространство в романе Джойса «Портрет художника в юности», (к вопросу о жанре). // Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе. XLIX Герценовские чтения. — С.-Петербург, 1997. — С. 35—38.

3. О некоторых структурных особенностях романа Джойса «Портрет художника в юности». // Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе. XLX Герценовские чтения. — С.-Петербург, 1998. — С. 83—85.