1.2. Язык и речь

Положение о том, что мысль выражается средствами языка в речи, известно в теории языкознания со времен В. Гумбольдта. Важнейшими вехами в отработке этих понятий явились после В. Гумбольдта работы И.А. Бодуэна де Куртенэ, Х.Г. Габеленца, Н.В. Крушевского, А.А. Потебни, Ф.Ф. Фортунатова, Г. Штейнталя и Г. Шухардта. Итоги всему развитию подвел в начале XX века швейцарский лингвист Ф. де Соссюр (Saussure), в острой и парадоксальной форме отчеканивший понятия «языка» (langue) и «речи» (parole) как двух полярных форм существования многообразных и противоречивых в своей совокупности «речевых явлений» (langage) (Соссюр, 1933: 42).

Ф. де Соссюр характеризовал речь «как комбинации, при помощи которых говорящий субъект пользуется языковым кодексом с целью выражения своей личной мысли» (Соссюр, 1933: 38). Вместе с тем, определяя отношение речи к языку, он видел в ней реализацию языковой потенции, своего рода «исполнение» языка. «Язык, — писал он, — можно сравнить с симфонией, реальность которой не зависит от способа ее исполнения; ошибки, которые могут сделать разыгрывающие ее музыканты, ничем не нарушают этой реальности» (там же: 41). Реализация мысли с помощью языка и «исполнение» языка как готового произведения не одно и то же. Но для Ф. де Соссюра язык был совокупностью «значимостей», т.е. абстрактных элементов системы, отношение которых к мысли и к звучанию не входило в систему языка. Ограждая язык от «посторонних» влияний, Ф. де Соссюр последовательно удалял из него все субстанциональное, все, что, по его трактовке, относилось к ведению психологии, акустики или физиологии. В итоге в языке остались только знаки, состоящие из абстрактных «означающих» и «означаемых». Реализация этих знаков в речевой цепи и составляла сущность речи, по Ф. де Соссюру.

Р. Годель справедливо писал по этому поводу: «Но если речь — это акт передачи мысли с помощью языковых знаков, а не просто знаки, состоящие из членораздельных звуков, то удивительно, что Соссюр постоянно называет ее исполнением (exécution). Этот термин представляется особенно неподходящим. Для этого имеются, быть может, два основания. Прежде всего он не занимался тем, что он называл реализацией означаемого, т.е. употреблением общего знака применительно к конкретной ситуации. Иногда кажется, что он подразумевал это, говоря о «потребностях речи», о связанных с ней «обстоятельствах». Но эта чисто психическая операция не могла не привлекать его внимания, и он допускал ее лишь на периферии лингвистики, так же как он поступал и в отношении ее физиологического аналога — фонации... С другой стороны, как широко Соссюр ни понимал речь, он совершенно не склонен был подчинять язык речи... Обратное воздействие мысли на знаки представлялось ему менее важным, если не вовсе ничтожным» (Godel, 1957: 154—155).

Р. Годель объясняет, как пришел Ф. де Соссюр к своему пониманию речи, какими мотивами и общими соображениями он руководствовался, но термин «исполнение» не становится от этого более адекватным. Как отмечает С.Д. Кацнельсон, «язык не «исполняется» в речи подобно тому, как симфония исполняется в игре музыкантов. Исполнение симфонии воспроизводит всякий раз данное музыкальное произведение, сохраняющее свое тождество несмотря на различие интерпретаций и промахи отдельных исполнителей. В речи же язык присутствует не как система со всеми присущими ей структурными особенностями и богатством содержания. Язык вливается в речь не как целостная структура, а фрагментарно, отдельными строевыми элементами, отбираемыми сообразно потребностям сообщения и получающие в речи свое особое, специфическое для данного текста построение. Структура языка и структура сотканного из языковых элементов речевого произведения не совпадают» (Кацнельсон, 1972: 97; 1984).

Реальный процесс мышления-выражения больше, по словам С.Д. Кацнельсона, похож на музыкальную композицию, чем на исполнение готовой симфонии. Это утверждение созвучно представлениям М. Бирвиша об использовании языка в речи: «Говорящий в известной мере соединяет в себе одновременно роли композитора и интерпретатора. Аналогию к использованию языка представляет скорее импровизация, придерживающаяся правил определенной тональной системы» (Bierwisch, 1966: 120).

Выделяя три основных уровня в процессе речевой деятельности — речемыслительный, лексикографический и фонологический, — С.Д.

Кацнельсон полагает, что на фонологическом уровне господствуют автоматизированные операции, а на первых двух — наряду с жесткими, автоматически протекаемыми действиями применяются и операции импровизационного свойства, которые мы рассмотрим в следующем параграфе.