И. Шевелев. «Рецензия на книгу Умберто Эко "Поэтики Джойса"»

Эко думал, что пишет о Джойсе, а не о себе.

«Симпозиум» продолжает свою практику «коврового издания» избранных им авторов. Вслед за «большим» Умберто Эко, включающим четыре его романа, пополняется библиотека Эко «маленького», куда входят работы по семиотике, филологии, культурологии, этике и т. п.

Предлагаемая работа это не только малый, но и ранний Умберто Эко. Она написана в 1966 году, когда ни о каком романе «Имя Розы» и речи не было. И автору не надо было разрываться между писательской и ученой карьерами.

Умберто Эко исследует «писательский космос» Джойса, его движение от схоластического порядка к расширяющейся языковой Вселенной. Он привлекает столь разные источники мировоззрения Джойса как схоластика Фомы Аквинского, реализм пьес Ибсена и декадентский символизм, говоря о развитии «полярности и напряжения, так и не нашедшего себе удовлетворения».

Для нас же, кроме прочего, интересен автопортрет Эко, как будущего писателя, тем более откровенный, что ни о какой писательской карьере он еще не помышлял. Учитывая любовь Эко-писателя к средним векам, знаковым звучит его согласие с Генри Миллером, обозвавшим Джойса потомком средневекового эрудита с поповской кровью и моралью анахорета, включая «весь онанизменный механизм, предполагаемый такой жизнью». Да, таких анахоретов в будущем творчестве Эко более, чем достаточно.

Критика прозаика это как проза поэта — двоящийся взгляд на самого себя, из себя же и исходящий. «Чтобы писать стихи о любви не надо быть влюбленным: художник пишет трагедии, в которых не занят», — сказал юный Джойс брату.

Задача Дж. Джойса, как видит ее У. Эко, это создание совершенного механизма, который будет самодостаточным. Роман, который одновременно замкнутый лингвистический универсум и слепок лица автора.

Из тщательной книги Эко можно узнать множество сведений. От того, что первая большая работа самого Эко была посвящена эстетике Фомы Аквинского, до профессионального признания Карлом-Густавом Юнгом дискурса романа «Улисс» шизофреническим монологом, напоминающим по структуре ленточного червя. Но, странное дело, обычный шизофреник разрушает самого себя, а Джойсу удалось сделать это с классическим образом мира.

Однако тайное наше притяжение к данной книге Эко основано на желании вычитать нечто из «Поминок по Финнегану» Джойса (или из «Финнеганова помина», как переведен здесь “Finnegans Wake”). Издать всего Умберто Эко — не фокус. Вот издать всего Джойса остается неразрешимой задачей.

Пушкин говорил, что свобода слова в России начнется с издания Ивана Баркова, многие говорили, что новая Россия возникнет с напечатания всего Солженицына. Теперь возникла умственная непроходимость в связи с непереводом последнего романа Джеймса Джойса, этого, как пишет Эко, самого ужасающего документа «из всех нам известных по своей формальной зыбкости и семантической двусмысленности». Никто же не знает, из-за чего у нас жизнь не получается. Может, как раз из-за отсутствия перевода Джойса.

Эко передает простейшую схему этого сновидного романа, и, по мере возможности, толкует его аллюзии, философские основы, влияния и общее стремление автора проникнуться «единым умственным языком» и рассказать на нем свою историю самого этого языка. В итоге возникает перетасованный космос каламбуров, циклов и метаморфоз.

Приятно, что анализ текста не обходится без цитирования его, а, стало быть, и перевода. Для одной первой фразы предлагается три эквивалента. Сразу понимаешь, что идеальный вариант чтения ее — это бесконечный перевод ее с космически-джойсовского на родной, меандертальский.

Вскоре любопытство удовлетворяется вполне плюс профессорские комментарии. Идеальная бессонница идеального читателя по «Финнеганову помину» почти излечивается. Действие книги происходит во сне языка, и нужен не перевод ее, а рикошет.

При этом сам язык не дремлет: написанное через треть века после романа Джойса исследование, переведено на русский спустя столько же, но за столько же до грядущего романа самого Эко, в котором станет, наконец ясно, кто убийца.

Иначе говоря, рецензируемая книга заразительна передаваемым ею «ирландским безумием», и это, видимо, и есть лучшая ее оценка. Какая же, однако, чума — этот “Finnegans Wake”! Недаром осенью 1939 года Джойс предлагал отвязаться от Польши и приняться за его труд. Небось, предполагал, что вместо второй мировой войны в этом случае сразу произойдет конец света.