Р.Н. Франко. «Аллитерация и чтение в Finnegans Wake»

Риккардо Наваррете Франко, Университет Севильи. Перевод с английского Ярослава Курило, 2012 г.

«Finnegans Wake» и здравый смысл не всегда идут рука об руку. Неудивительно, что порой критике приходится делать между ними выбор. Примером может служить то, как соотносятся в книге частное и общее, поскольку, как было сказано, «каждая фраза потенциально и в действительности содержит всё»¹, текст — это «часть, большая чем то, что её содержит»², «ключ к загадке — сама загадка, ибо сны — это загадки»³. Подобные утверждения, несмотря на значимость для «Finnegans Wake», могут подвергнуть сомнению чей-то здравый смысл, полагающий, что целое нельзя буквально «свернуть» в одну из его составляющих частей; 628 страниц — в одну фразу. Или всё-таки можно? Это замешательство помогает нам понять, что сказанное насчёт «Finnegans Wake» может являться реакцией на определённые стратегии, и аллитерация, возможно, — одна из стратегий, создающих этот особенный эффект, некоторую иллюзию слияния или путаницы между только что прочитанной частью текста и пониманием всей книги.

Идея аллитерации как уместного повтора согласных — а иногда и гласных — звуков представляется несколько неясной, поскольку существует не так уж много согласных и лишь горстка гласных, так что небольшом повторении ничего необычного нет⁴. Другими словами, так как это происходит и с другими разновидностями повтора или поэтикой непрерывности, восприятие аллитерации в этом широком ключе является чем-то субъективным и может даже зависеть от степени увлечённости читателя. Возможно, вследствие той самой неясности, появляется более узкое толкование аллитерации лишь как повтора согласных или гласных, стоящих в начале слов.

«Finnegans Wake» наполнена аллитерацией и в более широком смысле, постепенно растворяющемся с появлением других типов повтора (заикание, эхо, рифмование), и в смысле более узком. Аллитерация возникает на первой строчке — «from swerve of shore to bend of bay» (FW, 3.1)ⁱ, на последней — «A way a lone a last a loved» (FW, 628.15) и, в сущности, на каждой странице. Это происходит так часто, что было бы трудно ассоциировать аллитерацию с особым разделом, мнением или сиглой. Едва ли не наугад выбранная глава (I.V) содержит множество аллитераций в начале слов, в большинстве случаев двойных или тройных; на 22 страницах присутствует как минимум 258 случаев, от 10 до 14 на страницу.

Что нам известно определённо, так это то, что аллитерация была важным ингредиентом правок Джойса, и, вероятно, именно поэтому она так часто встречается в списках, увеличивавшихся с каждым исправлением. Следующий пример (предположительно первые написанные Джойсом строчки) показывает рост числа аллитераций:

So anyhow after that to wind up that long to be chronicled get together day [the anniversary of his 1st coming] after the whole same beanfest barbecue was all over poor old hospitable King Roderick O’Conor the paramount chief polemarch last preelectric King of all Ireland…ⁱⁱ⁵

So anyhow, melumps and mumpos of the hoose uncommons, after that to wind up that longtobechronickled gettogether thanksbetogiving day at Glenfinnisk-en-la-Valle, the anniversary of his finst homy commulion, after that same barbecue beanfeast was all over poor old hospitable corn and eggfactor, King Roderick O’Conor, the paramount chief polemarch and last preelectric king of Ireland. . . . (FW, 380.7—13, выделены акценты)

И разница здесь не только в годах между редакциями. «Long to be chronicled» стало одним длинным словом, «get» и «together» — «gettogether», «Holy» и «Communion» обменялись буквамиⁱⁱⁱ. И появились три серии аллитераций: одна с «m» («melumps^iv and mumpos»), одна с «p» («paramount . . . polemarch . . . preelectric») и «barbecue beanfest». Последний пример наиболее любопытен, потому что при взгляде на наброски кажется, что Джойс не был уверен в том, какое из слов использовать. На какое-то время он выбрал «barbecue», но кажется, что позади «barbecue» он всегда видел «beanfest», так как слова внешне похожи, и это добавляло ещё больше аллитерации. Здесь, как всегда, ничто не упускается, и перепрочитывая Джойс совершает переработку.

Фактически это пример помогает нам увидеть, почему в «Finnegans Wake» так много аллитераций. В конце концов, использование аллитерации сходно с использованием каламбура. Единственное отличие состоит в том, что «barbecue beanfest» не становится одним словом. В каламбуре, подобном «penisolate war» (FW, 3.6) совпадения свёрнуты в одно слово. Это совпадение — и весьма удачное — что «penisolate» содержит в себе «pen» (перо), «penis» (пенис) и «isolate» (изолировать), не теряя отпечатка «peninsular» (полуостровной) — слова из ранних версий. Но если бы нам пришлось выстроить ассоциации к «penisolate» в синтаксический ряд, результат мог бы получиться хорошо аллитерированным, нечто вроде «war of pens, penis, peninsular, isolated» (война перьев, пенис, изолированный). И именно это происходит с «barbeque beanfest», где совпадения развёрнуты в подобном ряду, иначе было бы трудно распознать «beanfest» с помощью одной лишь «b» в «barbeque». Каламбурам в «Finnegans Wake» внимаеия уделено больше, поскольку они представляют своеобразную «угрозу» для значения слов, аллитерация же не так заметна, возможно, потому, что она лишь вносит аналогии в синтаксис, оставляя его организационные возможности нетронутыми. И это важно, потому как Джойс открыл, что сознание пронзается тогда, когда пронзаются слова, когда нарушается синтаксис.

Дабы объяснить все эти аллитерации, необходимо рассмотреть метод, которым аллитерированные слова, как и каламбуры, собирают воедино свои значения. Так или иначе, первое приходящее на ум объяснение состоит в том, что аллитерация создаёт эффект звукоподражания⁶, и оно мгновенно приводит нас к проблемам, не имеющим решения. Рене Уэллек^v споткнулся на известном примере — «The murmuring of innumerable bees»^vi7. На первый взгляд можно сказать, что повторение носовых звуков — это способ имитации пчелиного жужжания. Но Уэллек заявил, что «если мы произведём небольшую замену на "murdering of innumerable bees"^vii, то полностью уничтожим эффект имитации»⁸. Иначе говоря, аллитерация усиливает значение, её звукоподражательный компонент зависит от значения слов вроде «murmuring» и «bees». Точно так же «the mar or murmury mermers, to the mind’s ear, uncharted rock, evasive weed» (FW, 254.18—19)^viii обязано своим эффектом имитации значениям слов «murmury», «ear» (ухо, слух, слухи) и даже «mermers». После этого разоблачения искусственности согласований Уэллек переходит к отделению аллитерации от «подлинной имитации физических звуков, несомненно, успешной в примерах вроде "cuckoo"»^ix9. Разве «cuckoo», тем не менее, не зависит от значения слова? В действительности изучение звукоподражания демонстрирует сходный процесс и, как показал Дерек Эттридж^x звукоподражание — это «согласование согласований»¹⁰. Парадоксальный вывод состоит в том, что эти приёмы, изначально появившиеся с целью создать некоторые аналогические отношения между словами и объектами, фактически противоположны тому, чего они достигли. В конечном счёте, мысль об аллитерации как о звукоподражании таит в себе более крупную и общую проблему, с которой рано или поздно придётся столкнуться произвольности языка.¹¹

Памятуя о масштабах подобной задачи, можно легко убедиться в том, что важность аллитерации состоит не в её отношении к обозначаемому объекту, а в связи с другими словами. Как говорит Джон Холландер^xi, «слова могут лишь звучать похоже на другие слова, и вследствие этого если и могут, то лишь звучать похоже на природу»¹². По этой причине важность аллитерации состоит н е только в отношении к объекту, но и в её собирающей воедино, склеивающей способности. Этот процесс склеивания не требует очень изощрённых процедур. Аллитерации наподобие «an azulblu blowsheet for his blousebosom blossom» (FW, 180.13—14)^xii могли бы пригласить читателя пронаблюдать своеобразные отношения между звуком и значением (если бы он или она примирились с капризностью текста), однако единственное, что делает в этом примере аллитерация — сшивает между собой границы слов.

Ценность слов как знаков заключается в их способности направлять к чему-то, лежащему за их пределами и в этом смысле синтаксическая линейность — всего лишь временное пристанище для подтекстов и обобщений. Как бы то ни было, аллитерация, откладывая момент обобщения значений, привязывает слова друг к другу просто вследствие совпадения их границ, в данном случае это «b» и «l». То есть через аллитерацию слова теряют «лингвистическую осмотрительность»: когда значение абстрагировано от одного слова, та же самая абстракция увлекает за собой значение другого слова. Например, значение слова «beanfest» нельзя отделить от значения слова «barbecue»; каким-то образом они должны быть связаны, раз связаны каламбуры. Джойс сплетает слова вместе, делая от 10 до 14 петель на страницу в главе I.V. Соединённое с каламбурами, рифмованием, эхо и т.д. это сплетение создаёт тексту структуру целого, части которого неотделимы от него.

Парадоксальная ситуация — и ещё одна трудность «Finnegans Wake» — состоит в том, что таким образом аллитерация создаёт соответствия для читателя. Базовый аспект чтения, по общему мнению, устанавливает связи между частью и целым, фигурой и местом, между деталью текста и глобальным пониманием. Текст располагает части в линейной последовательности. Общее формируется в сознании читателя. В процессе чтения, детально обрисованном Изером^xiii, читатель мало-помалу объединяет появляющиеся в тексте фрагменты в «тематический горизонт», постепенно приобретающий однородную форму «полного» значения¹³. Чтение делает то, что не сделано в тексте, в том числе и объединение целого и его части¹⁴.

Тем не менее, читатель, который пробирается сквозь «Finnegans Wake», пытаясь соединить целое и его часть, вскоре обнаруживает, что эта работа уже выполнена, поскольку, как утверждалось ранее, эти понятия уже слиты или спутаны посредством аллитерации. Аллитерация делает ясным то, что остаётся скрытым в процессе чтения, работу по соединению целого и его части. Можно даже осмелиться утверждать, что то, что делает в FW аллитерация, применимо к роману, тематическая обоснованность которого зависит от повторных прочтений; роману, который нужно читать как минимум дважды.

Результат не удивляет. Он объясняет, почему в процессе чтения «Finnegans Wake» у нас создаётся впечатление, будто мы читаем что-то, что уже читал кто-то другой; что мы читаем сознание читателя¹⁵. Есть те, кто считает, что вся книга является попыткой прочтения скрытого письма, «rede by two and trouved by a poule in the parco!» (FW, 201.1)^xiv; те, кто подозревает, что Шем читает и переписывает «Улисс»¹⁶; те, кто, вероятно, сравнивает чтение с поиском манускрипта, погребённого среди тысяч книг. Это также причина, почему, останавливаясь на определённых словах, мы испытываем ощущение, будто кто-то уже был здесь до нас и обнаружил возможные ассоциации между «penis» и «peninsular», «mar» и «mermer», в «barbeque», которое Джойс читал как «beanfest».

Данный способ чтения может показаться несколько бессознательным, и это правда, но именно потому, что чтение и сновидение являются сходными процессами. Как минимум об этом думал Джойс, когда говорил своему другу Уильяму Бёрду: «Знаешь ли ты, что когда мы спим, то читаем? Думаю, это правда, что во сне мы говорим. Но мы не можем говорить так же быстро, как читаем, поэтому наш сон выдумывает причину для медлительности». Если сновидение подобно чтению, то должны быть пути показать, как функционирует этот процесс чтения. И аллитерация является одним из этих путей.

Во сне звуковая конфигурация языка имеет особое значение. Следы, оставленные материальной основой в умственных процессах сигнификации, существенны не только для «Finnegans Wake», но и для отделения сознательного от бессознательного. Некоторые слова, такие как каламбуры, демонстрируют в своей материальности ассоциации с другими словами¹⁷. Мы можем лишь добавить, что эти ассоциации проявились и в аллитерации. Нетрудно было бы даже создать пространство для «аллитеративной» литературы, если мы вспомним понимание Вико того факта, что последовательность циклов является последовательностью мгновений сознания. Эра демократии — это мгновение сознания и согласованного языка. Но эра героев или варваров, чьи языковые функции — подобия, сравнения, образы и т.д.¹⁸, является менее разумным этапом, менее здравомыслящим, менее согласованным. И, наконец, если чтение и сновидение похожи, то между чтением и воскрешением также нет существенных различий. Египетские книги мёртвых частично «были придуманы для чтения на похоронах в такой последовательности, чтобы покойный мог расслышать слова и начать процесс внутреннего воскрешения»¹⁹. Подобно чтению, воскрешение является непростой задачей для Шона и Эрвиккера, но нам по крайней мере известно, что это должно быть нечто похожее на «Fa Fe Fi Fo Fum! Ho, croak, evildoer! Arise, sir ghostus!» (FW, 532.3-4)^xv с буквой «f», обозначающей «Finnegan». Иначе говоря, этот процесс должен аллитерироваться, поскольку в сознании читателя, как и в сознании спящего и умирающего, слова также аллитерируются.

Примечания

1. Klaus Reichert, "Fragment and Totality", New Alliances in Joyce’s Studies, ed. Bonnie Kime Scott (London: Associated UP, 1988) 88.

2. Jacques Derrida, "Two Words for Joyce", Post-Structuralist Joyce: Essays from the French, ed. Derek Attridge and Daniel Ferrer (Cambridge: Cambridge UP, 1984) 148.

3. Margot Norris, The Decentered Universe of Finnegans Wake: A Structuralist Analysis (Baltimore and London: The John Hopkins UP, 1974) 5.

4. Более точное определение аллитерации: Heinrich Lausberg, Elementos de retórica literaria: introducción al estudio de la filología clásica, inglesa y alemana (Madrid: Gredos, 1983) 230 и Bice Mortara Garavelli, Manual de retórica (Madrid: Cátedra, 1988) 31-7.

5. David Hayman, A First-Draft Version of Finnegans Wake (Austin: U of Texas P, 1963) 203.

6. Lausberg, 230.

7. René Wellek and Austin Warren, Theory of Literature (New York: Harcourt, 1956) 162.

8. Wellek and Warren 162.

9. Wellek and Warren 162.

10. Derek Attridge, Peculiar Language: Literature as Difference from the Renaissance to James Joyce. (London: Methuen, 1988) 141.

11. Неслучайно размышление над истоками языка находит в звукоподражании совершенное средство уже для размышления над произвольностью. Говоря словами Фуко, «Выявить происхождение языка — значит обнаружить тот первоначальный момент, когда язык был чистым обозначением. А это позволит объяснить произвольность языка». (Мишель Фуко, «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук», пер. В.П. Визгина и Н.С. Автономовой, 1994 г., изд. A-cad, Санкт-Петербург.

12. John Hollander, "Rhyme and the True Calling of Words", Vision and Resonance (New Haven and London: Yale UP, 1985) 120. Аналогичным образом Майкл Риффатер (Michael Riffaterre, "Intertextual Representation: On Mimesis as Interpretive Discourse", Critical Inquiry 11.1 [September 1984]: 142) утверждает, что в определённых текстах мимезис «происходит от слова к слову или, скорее, от текста к тексту, и эта интертекстуальность является средством как самого мимезиса, так и его герменевтического истолкования»(142). Это также второй эффект, подмечаемый Лаусбергом.

13. «Частность всегда существует в контексте, фигура, на которой мы фокусируемся, всегда встроена в задний план. Наши универсалии вынимают фигуры из этого заднего плана в надежде на то, что вокруг них пустота, и загоняют их в прокрустово ложе, дабы обрубить ненужные углы» (Naomi S. Baron and Nikhil Bhattacharya, "Vico and Joyce: The Limits of Language", Vico and Joyce, ed. Donald Phillip Verene [Albany: State U of New York P, 1987] 189). Этот комментарий весьма полезен, несмотря на то, что в качестве примера взята строчка из «Улисса»: «the car tooraloom round the corner of the tooraloom lane…» («Пролеткa поворaчивaет труляля зa угол труляля переулкa…», пер. В. Хинкиса и С. Хоружего) и полученный вывод несколько отклоняется от следующего аргумента: «Обычный язык прекрасно может подходить для изображения речи, но его способность изображать опыт ничтожно мала. С того момента, как Джойс решил изобразить опыт, он настоял на возврате звука тому, чему он принадлежит» (189-90). См. также Вольфганг Изер, Процесс чтения: феноменологический подход// Современная литературная теория. Антология. М.: Флинта; Наука, 2004, с.3-45, 201—225.

14. Здесь пригождается опыт Лео Спитцера (Leo Spitzer): «Когда я говорил языком перемещений вперёд-назад (сначала деталь, затем всё целиком, затем другая деталь и т.д.), то использовал линейные и временные фигуры в попытке описать положения апперцепции, чересчур часто сосуществующие в представлении гуманиста. Этот дар или порок (поскольку он имеет свои опасности) видения части и целого вместе в любой момент, который в некоторой степени является основой для деятельности филологического разума, в моём случае, пожалуй, разработан до исключительного уровня» (Linguistics and Literary History: Essays in Stylistics [Princeton: Princeton UP, 1947] 26).

15. «Читатель Finnegans Wake зачастую чувствует себя в мире, наполненном коварными déjà vus, ускользающими голосами, неясно произносящими знакомые звуки, которые становятся ещё более знакомыми, если даже не более чистыми, с каждым прохождением лабиринта, управляемым или неуправляемым. Как обычно, Джойс…располагает способом обозначения происходящего не только в книге, но с читателем» (Fritz Senn, Joyce’s Dislocutions: Essays on Reading as Translation [Baltimore and London: The John Hopkins UP, 1984] 87).

16. John Paul Riquelme, Teller and Tale in Joyce’s Fiction: Oscillating Perspectives (Baltimore and London: The John Hopkins UP, 1983) 4.

17. «Быть может, теперь нам легче понять, почему Фрейд сопоставлял работу сновидения скорее с письмом, чем с речью, причем скорее с иероглифическим, нежели с фонетическим письмом» (Жак Деррида, «О «грамматологии», пер. Н. Автономовой). Кимберли Девлин (Kimberley Devlin) также напоминает, что «Как Джойс мог узнать от Фрейда, ключевое различие между сознательным и бессознательным мышлением коренится в чувствительности второго к материальной базе языка» (Wandering and Return in Finnegans Wake: An Integrative Approach to Joyce’s Fiction [Princeton: Princeton UP, 1991] 13).

18. Джамбаттиста Вико, «Основания новой науки об общей природе наций». Л.: ГИХЛ, 1940 (переизд.: Москва; Киев: REFL-book; ИСА, 1994)

19. John Bishop, Joyce’s Book of the Dark: Finnegans Wake (Madison: U of Wisconsin P, 1986) 107.

Примечания автора

i. «От поворота побережья до изгиба залива».

ii. «Так что как бы то ни было после того, дабы довести до конца тот [с лишком] длинный чтобы его связно описать день [годовщину его первого пришествия], после того, как вся вышеупомянутое пирушка барбекю подошло к концу, жалкий старый радушный Король Родерик О’Конор, верховный полемарх, последний доэлектрический Король всея Ирландии…»

iii. «Holy Communion» — Святое Причастие, главнейшее христианское таинство.

«Homy» — домашний, уютный.

iv. «Melumps», возможно — «melos» (мелодия, напев, греч.).

v. Рене Уэллек (1903—1995) — американский литературовед, один из пионеров сравнительного метода в американском литературоведении.

vi. «Жужжание бесчисленных пчёл».

vii. «Убийство бесчисленных пчёл».

viii. «Порча шепотливых шепотков в духовное ухо, отсутствующая на карте скала, увёртливые сорняки».

«Murmury» = «murmur» (шёпот) + «memory» + «Mare Marmoris» (Мраморное море, лат.).

«Mermers» = «murmurs» + «Mermeros» (Мермер, персонаж древнегреческих мифов, сын Ясона и Медеи).

ix. «Cuckoo» — кукушка; «ку-ку»; чокнутый (разг.)

x. Дерек Эттридж (род. 1945) — британский исследователь английской литературы.

xi. Джон Холландер (род. 1929) — американский поэт и литературный критик.

xii. «Небесно-голубой носовой платок для его блузкогрудного цветка»

xiii. Вольфганг Изер (1926—2007) — немецкий филолог, один из основателей школы рецептивной эстетики. Помимо Джойса изучал творчество Стерна, Шекспира, Беккета и др.

xiv. «Рассказанного двоими и найденного проституткой в парке»

«Poule» = 1. Проститутка 2. Курица (фр.)

xv. «Фа Фе Фи Фо Фум! Эй, карр, злодей! Встаньте, сэр Духус!»