3.1.1. Речевые составляющие эпифанизации в «Портрете» и в «Улиссе»

Проведенный анализ речевых составляющих в «Портрете» позволил систематизировать их по пяти лингвистическим уровням: морфологический, лексический, синтаксический, текстовый и гипертекстовый.

К морфологическим речевым составляющим относятся: 1) аффиксы, продуктивные при образовании новых лексических единиц, вовлеченных в процесс эпифанизации; 2) общность корня у лексических единиц, повторяемых в процессе эпифанизации (однокоренные повторы у разных частей речи); 3) системность определенных видовременных форм глагола.

К лексическим речевым составляющим относятся единицы, объединенные тезаурусными связями, их отнесенностью к синонимическим или антонимическим рядам.

Синтаксическими речевыми составляющими являются:

1) серийные адвербиальные элементы: а)дейксисные наречия, предложные обороты и постпозитивы, со значением пространственно-временной ориентации; б) качественные наречия, в) причастие I как в изолированном употреблении, так и в составе причастной конструкции;

2) параллельные синтаксические конструкции, осложненные серийностью глагольных форм (глаголы в форме перфекта, глаголы в форме продолженного вида, глагол "would" с инфинитивом);

3) смена полных предложений неполными.

К текстовым речевым составляющим относятся: 1) эпифанизирующие узлы, маркированные дословным повтором слов, словосочетаний и предложений; 2) ассоциативные сети, составленные лексическими единицами, адаптированными к эпифанизации разноуровневыми речевыми составляющими.

К гипертекстовому уровню относятся лексические повторы, которые обнаруживаются во всем идиостиле Джойса. Своей языковой и концептуальной целостностью они формируют его лингвистический универсум.

Перейдем к эпифанизации в «Портрете» Джойса, в котором речевые составляющие макроструктуры могут быть представлены в виде системы.

На морфологическом уровне в эпифанизацию входят: а) префиксы, выражающие противоположное тому, что обозначает основа слова ("incertitude", "impersonal", "displeased", "unveiled"), и б) суффиксы: "-less" со значением «не имеющий того, что обозначает основа» ("poor helpless human spirit", "restless feeling", "timeless", "sinless", "nameless" "powerlessness", "fruitlessly"), "-like" в значении «подобие тому, что обозначает основа» ("batlike soul", "apelike creatures") и "-ward" со значением «направленность действия» ("landward", "westward"). Некоторые из них повторяются, например прилагательное "hawklike": "a hawklike man flying sunward above the sea" [P, 192] и "of the hawklike man whose name he bore" [P, 256]. Или прилагательное "roselike": An afterglow deepened within his spirit... deepening to a rose and ardent light... that ardent roselike glow... The roselike glow sent forth its rays of rhyme... [P, 247—248].

Суффикс "-ward" используется в образовании наречий, обозначающих направленность действия ("outward", "inward", "hellward", "homeward", "westward", "upwards"). Среди них наречие "westward" носит гипертекстовый характер, т.к. оно присуще эпифанизациям в «Портрете» и в тексте «Мертвые»: "a cloud drifting westward" [P, 132] и "his journey westward" [D, 255]. Предлог "towards" сближается с наречиями, образованными тем же суффиксом. Ср.: "thrusting upwards their terrific faces" [P, 157]; "and hurl his soul hellward ere he could beg for mercy" [P, 117].

Разноклассные однокоренные слова образуют повторы: имя существительное / глагол ("mortifications" / "to mortify"), "reality of love" / "god himself had loved", "to sin against Whom was a sin beyond forgiveness"), имя существительное / имя прилагательное ("old man's weariness" / "weary", "stars" / "starry life"), разные однокоренные имена существительные / глагол / имя прилагательное ("sin", "sinner" / "to sin" / "sinful"), неличные формы глагола / имя существительное ("surrending herself" / "this idea of surrender"), наречие / имя прилагательное ("a flood slowly advancing" / "its slow advance"), имя существительное / наречие / числительное ("triple", "Trinity" / "thrice" / "three" / "third") и другие.

Видовременные формы глагола обнаруживают закономерности включения в текст: одновременность, наряду с формами глагола продолженного вида, выражает неличная форма глагола, причастие I; перфектные формы глагола противопоставляют прошлый опыт эпифаническому; вхождение в эпифанизацию сигнализирует смена личной формы глагола неличной.

На лексическом уровне эпифанизация протекает в ассоциативных рядах, определяемых по тезаурусным связям входящих в них лексических единиц. В «Портрете» выделяются несколько пересекающихся ассоциативных рядов: они образуются лексическими единицами, одновременно входящими в разные ассоциативные ряды.

Ассоциативный ряд «грех Стивена» / «исповедь Стивена» («покаяние», «исповедание в грехе», «отпущение греха») формируется однокоренными лексемами, повторяемыми в тексте на разных этапах эпифанизации ("sin" / "sinner" / "sinfiil", "confession" / "confessor" / "confessionar"), а также лексемами, объединенными с ними тезаурусными связями: [vice] imperfection, err, [impurity] lewd, [disclosure] unveil, unmask. Сюда же относятся лексемы "absolve" / "absolution", "guilt", "repent" и их словарные синонимы, относящиеся к одной доминанте синонимического ряда: [liberation] be freed ("he would never be freed ... before absolution was given him" [P, 124], [forgiveness] grace, absolution ("his old consciousness of his state of grace" [P, 174]. Лексема "grace" служит пересечением ассоциативных рядов «исповедание в грехе» и «поэтическое призвание». Обыгрывание значений одной и той же лексемы обеспечивает ее переходы из одного ряда в другой, не разрывая единства отдельного ассоциативного ряда и, одновременно, открывая его для вовлечения в новые ассоциативные построения.

К ассоциативному ряду «исповедание в грехе», доминирующему в третьей главе «Портрета» и трансформируемому в двух финальных главах, относятся лексемы, раскрывающие эпифанизацию "his sinful soul": "kneel", "worshipper", "holy image", "purgatory", "purgatorial fire", "his penance", "sanctify", "seven deadly sins", "sinful past" и другие. Все они адаптируются к ассоциативному ряду, описывающему отказ Стивена от карьеры священника в пользу искусства.

Пересечения, образуемые лексемами «исповедание в грехе» ("murmur of the priest", "image of the soul in prayer", "sinful perfume", "temptation"), выводят на два других ассоциативных ряда: «греховный аромат» и «соблазнительница» = «грех любви», «бормотание» (голос, слова), «образ» («символ художника») = «поэтическая речь» ("freedom of his soul", "cry", "call", "recreate life out of life", "his own consciousness of language"). Пример пересечения посредством лексемы «бормотать» при сочинении стихотворных строк: Having written them out he lay back on the lumpy pillow, murmuring them again [P, 249].

Через ассоциативные ряды («исповедание в грехе» как "priesthood", «грех любви» как "womanhood", обе лексемы входят в текст «Портрета») можно, по аналогии, вывести понятие "manhood", которое связывает религиозный и любовный ассоциативный ряд с художественным воображением Стивена. Ассоциативные ряды «исповедание в грехе» и «художественное призвание» скрепляются словосочетанием "a priest of the eternal imagination", а ряд «грех Стивена» (отказ от религиозной веры в пользу художественного призвания) скрепляется с «грехом любви» антонимами "guilt" / "innocence". Возможно такое представление трех ассоциативных рядов через Стивена: "his sinful past" — "his sinful soul" / "sinful perfume" / "his soul", "her soul". Или: "his own image" / "her image" / "priest", как в следующем примере: ...she was a figure of the womanhood of her country and leaving him to whisper innocent transgressions in the latticed ear of a priest [P, 251].

В эпифанизации перестройка ассоциативных рядов не прекращается. Так, соединение «его души» и «ее души» передается через доминанту синонимического ряда [disclosure], которая притягивает лексемы "confess" / "unveil", и доминанту синонимического ряда [acquittal], словарными синонимами которой являются лексемы "absolve" и "discharge". Синонимы, установленные по доминантам рядов, употребляются вместе в следующем предложении: То him she would unveil her soul's shy nakedness, to one who was but schooled to the discharging of a formal rite rather than to him, a priest of the eternal imagination, transmuting the daily bread of experience into the radiant body of everlasting life [P, 252].

На синтаксическом уровне типично использование адвербиальных элементов в качестве синтаксических речевых составляющих эпифанизации. Концентрация адвербиальных элементов у Джойса подобна тому, как в художественной английской прозе XIX столетия нагнетались существительные и прилагательные для уплотнения синтаксической структуры. Джойс значительно расширил сферу действия наречий, наречных и предложных оборотов за счет комбинаторики как внутри предложения, так и между ними.

Дейксисные наречия here / there, hither / thither, inward / outward, now / then, back / forth, before / after, а также наречия, омонимичные постпозитивам, регулярны в эпифанизации «Портрета». Изменение, связывающее прошлый опыт ("before") с настоящим ("after") и подталкивающее «вперед» ("forth") к «здесь и сейчас» ("now — here"), определяет отбор адвербиальных элементов и их синтаксическую позицию в предложении. Адвербиальными элементами, многократно повторяемыми в эпифанизации «Портрета», являются наречия "forth", "hither", "thither" и постпозитив "on". Примеры: ...and to see the amount of his purchase start forth immediately in heaven [P, 168]; On and on and on and on he strode, far out over the sands... [P, 196].

Хотя в «Портрете» позиция дейксисных наречий относительно свободна, выявляется тенденция к их вынесению в начало предложения, часто после союза. Оба случая показаны ниже: Their banter was not new to him and now it flashed his mild proud sovereignty. Now, as never before, his strange name seemed to him a prophecy [P, 192].

Предложные обороты со значением пространственно-временной ориентации эпифанизируют:

1) в позиции абсолютного начала в предложении, иногда в параллельных синтаксических структурах: On the wall of his bedroom hung an illuminated scroll... On Saturday mornings when the sodality met in the chapel [P, 118];

2) в сочетании предлогов с противоположным значением: ...his mind wound itself in and out of the curious questions proposed to it [P, 120];

3) в серийности предлога: Rain was falling on the chapel, on the garden, on the college [P, 132]; Into the grave with it. Nail it down into a wooden box, the corpse. Carry it out of the house on the shoulders of hirelings. Thrust it out of men's sight into a long hole in the ground, into the grace [P, 127]. В первом примере эпифанизации подвергается одно из значений предлога "on" — направленность на поверхность, сверху вниз. Во втором примере четырехкратный повтор предлога "into" противопоставляется двукратному повтору его антонима предлога "out of". С целью выделения предлог может повторяться с однородными членами предложения: The tragic emotion, in fact, is a face looking two ways, towards terror and towards pity, both of which are phases of it [P, 233];

4) в условиях эллипсиса предложного оборота, когда остается один предлог: The rector did not ask for a catechism to hear the lesson from [P, 121];

5) в дословном повторе предложного оборота: ...as they swished in slow circles... They moved in slow circles... [P, 157];

6) в примыкании причастной конструкции или наречия к предложному обороту: Не sprung from the bed, the reeking odour pouring down his throat, clogging and revolting his entrails... He stumbled towards the window, groaning and almost fainting with sickness [P, 157].

Серийность предлогов придает речи определенный ритм, как ниже: ...in faith in the Father Who had created him, in hope in the Son Who had redeemed him and in love of the Holy Ghost Who had sanctified him [P, 168].

Постпозитивы со значением пространственно-временной ориентации включаются: 1) вместе с предложным оборотом и дейксисными наречиями: From the door... to the gate., from the gate... to the door... and then back again to the chapel and then back again to the public house [P, 187]; 2) вместе с предложным оборотом и качественным наречием: Не started up nervously from the stoneblock [P, 193]. Постпозитивы активно комбинируются с другими адвербиальными элементами.

Адвербиальные элементы с обозначением пространственной направленности могут употребляться попарно как антонимы. Например: "ladled out and into you", "a distant music accompanying him outward and inward", "out of himself... back again", "his mind would itself in and out of the curious questions", "hither and thither", "had abased him within and without". Одновременность разных адвербиальных элементов типична: From time to time also he balked them [P, 171]. В то же время, выделение отдельного наречия происходит его повтором в серийных односложных предложениях: Again! Again! Again! [P, 191].

Качественные наречия оценивают эпифанизацию: ...passing his way amid the squalor and noise and sloth of the city fearlessly and with a light heart [P, 201]; Their trim boots prattled as they stood on the steps of the colonnade, talking quietly and gaily... [P, 246]; And if he had judged her harshly [P, 246]. Их помещают после смыслового глагола и сопровождают еще одним адвербиальным элементом: ...and he walked onward swiftly through the dark streets [P, 159] (указываются направление, место, характер передвижения). Часто они завершают причастную конструкцию или предваряют ее: ...and at the last moment, glancing up swiftly, he saw... Little flakes of fire fell and powdery ashes fell softly, alighting in the houses of men [P, 162]. Как и дейксисные наречия, качественные наречия могут быть однородными членами предложения: A woman entered quietly and deftly where the first penitent had knelt [P, 162]. Ср.: Here and there warm isles of sand gleamed... [P, 194]. В фокусе-эпифании качественные наречия ограничены и используются выборочно. Наиболее употребительны лексемы "slowly" и "silently": ...as he walked slowly... His soul was waking slowly... and the moth flies forth silently [P, 247] (фокус-эпифания в главе 5).

Начиная с древнеанглийского периода, причастие I функционирует в качестве синтаксической альтернативы формам продолженного вида. В причастии I как адвербиальной речевой составляющей эпифанизации был найден английский эквивалент наречиям в позиции конца предложения, характерным для синтаксиса Флобера [Houston 1989: 28].

В эпифанизации адъективированные причастия I могут быть зависимыми компонентами в субстантивном словосочетании ("a winding tail"). Их разновидностью являются сложные слова, в состав которых входит основа причастия, а все слово функционирует в атрибутивной функции к определяемому слову ("his sinloving soul"). В эпифанизации используются причастия в адвербиальной функции, которые находятся в постпозиции к определяемому слову. Они обычно представлены однородными членами предложения, которые могут быть носителями как сходного, так и противоположного значения ("indices appearing and disappearing", "eyes opening and closing", "stars being born and being quenched"). Широко применяется причастная конструкция в препозиции и / или постпозиции к определяемому слову: In the wide land under a tender lucid evening sky, a cloud drifting westward amid a pale green sea of heaven [P, 132]. Причастия I в атрибутивной и адвербиальной функциях могут сочетаться в одном предложении: It was his own soul going forth to experience, unfolding itself sin by sin, spreading abroad the balefire of its burning stars and folding back upon itself, fading slowly, quenching its own lights and fires [P, 116]. В приведенном примере одно причастие употребляется в атрибутивной функции ("burning stars"), а остальные шесть — в адвербиальной.

Далее, причастие I сочетается с однокоренной личной формой глагола: As he crossed the square, walking homeward, the light laughter of a girl reached his burning ear... he turned aside and gazed, as he walked, into the shadow [P, 131]. Сперва причастие "walking" определяется глаголом "crossed", входящим в придаточное предложение времени, затем однокоренная личная форма глагола "walked" заменяет глагол "crossed" в параллельном придаточном времени. Причастная конструкция сочетается с перфектной формой глагола, подчеркивая одновременность действия в процессе: Не had long been patient, pleading with the sinful soul, giving it time to repent, sparing it yet awhile. But that time had gone [P, 127]. Наконец, сочетаются однокоренные причастия I и II: ...with fading characters and sere foxpapered leaves. A faded world of fervent love [P, 173]. Вышеуказанная комбинаторика, делающая предложения полновесными и осложненными варьированными адвербиальными компонентами, характерна для «Портрета».

Серийность перфектных форм глагола обеспечивает вхождение в эпифанизацию. В третьей главе «Портрета» серийные перфектные формы сопровождаются определенным лексическим окружением ("sin", "wave", "body", "soul", "peace", "confession"): At his first violent sin he had felt a wave of vitality pass out of him and had feared to find his body or his soul maimed by the excess... no part of body or soul had been maimed but a dark peace had been established between them... He had sinned mortally... [P, 116—117]. Только исповедь даст Стивену очищение, освободит от греха. Он словно окутан собственным грехом ("His sin, which had covered him" [P, 118]). И в то же время откровение исповеди его страшит: The preacher's knife had probed deeply... his soul had laid down... the blasts of the angel's trumpet had driven him forth... the first long letters he had written in the joy of guilty confession... Was it possible he had done those things" [P, 131]. Сравнение двух серийных употреблений перфектных форм обнаруживает ассоциативный ряд «грех»-«исповедь». Стивен уверен в том, что грешен, но он не уверен, следует ли довериться священнику и в чем, собственно, состоит грехопадение. В эпифанизации перфектные формы возвращают к одному и тому же: Could it be that he, Stephen Dedalus, had done those things? His conscience sighed in answer. Yes, he had done them... he had dared to wear the mask of holiness... How came it that God had not struck him dead! [P, 156]. Общность поддерживается однотипностью придаточных предложений, включающих перфектную форму.

Серийность перфектных форм может рассматриваться как обозначение этапов эпифанизации. За одним завершенным этапом следует следующий: смятение души, исповедь, которая обнажит душу перед священником, незащищенность перед душевными порывами и муками. В эпифанизации «грех»-«смятение души» привычное очищение от греха вступает в конфликт с необычностью греха. Серийные перфектные формы в третьей главе «Портрета» прекращаются с наступлением момента исповеди: At last it had come [P, 163]. Таким образом, серийность перфектных форм в третьей главе выделяет движение к исповедальне, которой страшится Стивен.

В четвертой главе серийные перфектные формы включаются в размышления о религиозной вере и общечеловеческих ценностях: God had loved... for ages he had been born into the world, for ages before the world itself had existed. He had heard the names of the passions of love and hate... had found them set forth solemnly in books and had wondered... А brief anger had often invested him but he had never been able to make... He had felt... it, too, had slipped beyond his grasp, leaving his mind lucid and indifferent [P, 169—170]. Серийностью подчеркивается преемственность между многократными размышлениями, которые собираются в единый узел в новом движении, от души к разуму. Как и в предыдущей главе, этапы эпифанизации сигнализируются помещением предложения с перфектной формой в начало абзаца: But he had been forwarded of the dangers of spiritual exaltation [P, 171]; When he had eluded the flood of temptation... [P, 174]; The tiny flame which the priest's allusion had kindled... [P, 178].

Таким образом, в «Портрете» выделяются два вида серийности перфектных форм: 1) контактная серийность — нанизывание перфектных форм в одном предложении или в смежных предложениях с целью обоснования преемственной связи между необходимостью эпифанизации и направленностью эпифанизации; 2) дистантная серийность — вынесение предложений с перфектными формами в начало абзаца для выделения результативности и завершенности этапов эпифанизации.

Серийный глагол "would" в сочетании с инфинитивом выражает решимость, настойчивое желание к осуществлению действия, направленного к эпифанизации: Не would tell all his sins. His confession would be long, long. Everybody in the chapel would know what a sinner he had been [P, 163]. В отличие от серийного перфекта, глагол "would" с инфинитивом прогнозирует действие с предполагаемым результатом. Прогноз подлежит корректировке, уточнению или опровержению. Как и перфектные формы, серийный глагол "would" обозначает этапы эпифанизации: Не would be at one with others and with God. He would love his neighbour. He would love God... He would kneel and prey with others... God would look down on him and on them and would love them all [P, 163].

Глаголы в форме продолженного вида, одиночные и серийные, обозначают процесс эпифанизации в конкретном совершении. Отсюда их сочетаемость с адвербиальными элементами: Towards Findlater's church a quartet of young men were striding along with linked arms, swaying their hands and stepping to the agile melody of their leader's concertina [P, 182]. Пример серийного употребления форм продолженного вида: The daylight without was already failing and, as it fell slowly through the dull red blinds it seemed that the sun of the last day was going down and that all souls were being gathered for the judgment [P, 144] (временным указателем является придаточное предложение времени, в состав которого входит контрастирующая продолженному виду форма простого прошедшего времени).

В «Портрете» смена полных предложений неполными маркирует действующее сознание внутреннего человека. Дневниковые записи в финале «Портрета» синтаксическими построениями сближаются с «Улиссом». Можно выделить: 1) собственно односложные предложения: Eleven! Then he was late for that lecture too. What day of the week was it? ...Thursday [P, 201]; 2) односложные предложения в составе бессоюзного сложного предложения, части которого отделены двоеточием (техника, характерная для эпифанизации в «Джакомо Джойсе»): A wave of fire swept his body: the first [P, 142]; The thought slid like a cold shining rapier into the tender flesh: confession [P, 144]; One soul was lost, a tiny soul: his [P, 160]; The end: black, cold, void waste [P, 160]; 3) помещение слова в сложное бессоюзное предложение, состоящее из трех частей, в обрамлении полных самостоятельных предложений. В следующем примере выделяются три части, отделенные графически точкой с запятой и двоеточием. Односложная часть соотносится с другими как часть целого: Faces were there; eyes: they waited and watched [P, 155].

Номинативные предложения могут выделяться в самостоятельное предложение или входить в сложное бессоюзное предложение. Необычность номинативного предложения, как ниже, состоит в смене артикля в смежных предложениях. Движение вовнутрь комнаты (полное предложение) дублируется сознанием (какая-то комната, та же комната): ...he strode into the room firmly. A doorway, a room, the same room, same window [P, 155]. В следующем сложном предложении, описывающем воображаемый потоп, вторая часть — номинативное перечисление, поясняющее "all life" в первой части предложения, сменяется третьей, построенной повтором качественного наречия из первой полной части. Зацепление второй и третьей частей происходит через существительное "corpses": All life would be choked off, noiselessly: birds, men, elephants, pigs, children: noiselessly floating corpses amid the litter of the wreckage of the world [P, 132].

Условия включения номинативных односложных предложений или номинативных распространенных предложений схожи. Они маркируют переход к внутреннему монологу Стивена. Например: It was the woman: soft whispering cloudlets, soft whispering vapour, whispering or vanishing [P, 162—163]; The serpent, the most subtle beast of the field [P, 159].

Имитация возвращения к одной и той же мысли осуществляется прямым повтором неполных предложений. Например: And then? The rhythm died away, ceased, began again to move and beat. And then? Smoke, incense ascending from the altar of the world [P, 248].

На текстовом уровне происходит взаимодействие речевых составляющих, которые концентрируются в определенных узлах, выделяемых повторами. Например: An enchantment of the heart! The night had been enchanted. In a dream or vision he had known the ecstasy of seraphic life. Was it an instant of enchantment only or long hours and years and ages?.. Gabriel the seraph had come to the virgin's chamber [P, 247].

В приведенном примере можно выделить повторы разных уровней. Серийность перфектных форм глагола, одна из которых образована однокоренным глаголом "enchant", указывает на одновременность духовного удовольствия: "enchantment" / "enchant", "seraphic" / "seraph" (память о сне). Употребления однокоренных слов "enchantment" / "enchant" сопровождаются сменой повествовательного восклицательного предложения, выражающего радость, повествовательным предложением, выражающим суждение о предполагаемой радости в восклицательном предложении, и общим вопросом, требующим подтверждения или опровержения высказанной мысли. В вопросительном предложении существительное "enchantment" выступает в функции зависимого компонента словосочетания с предлогом "of", в то время как в восклицательном предложении оно функционирует в качестве главного компонента в однотипном словосочетании. Имя прилагательное "seraphic" сменяется однокоренным существительным "seraph" в качестве второго компонента аппозитивного словосочетания. Однокоренные повторы выделяют лексемы, выводящие, через тезаурусные связи, на "winged being" (подобие птицы, ассоциируемое с Дедалом, девушкой, мячом на спортивной площадке), "spiritual", "image" (Мерседес) и "symbol". Через них эпифанизация стихотворения в пятой главе связывается, прежде всего, с эпифанизацией духовного призвания художника в четвертой главе. Ср.: Was it a quaint device opening a page of some medieval book of prophecies and symbols, a hawklike man flying sunward above the sea... a symbol of the artist... [P, 192]; Like a scene... the image of the seventh city of Christendom... [P, 190].

На текстовом уровне применяются разные виды дословных повторов, включая слова, словосочетания и отдельные предложения. Пример прямого повтора словосочетания: ...to be alone with his soul, and at every step his soul seemed to sigh; at every step his soul mounted with his feet... [P, 155] (при дословном повторе "every step" и "his soul" употребляются контактно).

Дословные повторы могут быть удалены друг от друга, а также употребляться в варьированном лексическом окружении, как ниже: Was that boyish love? [P, 131]; ...a spirit of wayward boyish beauty [P, 200]. Они могут начинать смежные абзацы, как словосочетание "a soft liquid joy" [P, 257].

На текстовом уровне ассоциативные связи конструируются дословными повторами лексических единиц, выводящими на лексические единицы, адаптированные к эпифанизации. Покажем на примере (ср.: "a spirit of wayward boyish beauty"[P, 200] с "wayward rhythms"): His own consciousness of language was ebbing from his brain and tricking into the very words themselves which set to band and disband themselves in wayward rhythms [P, 203].

Хотя лексема "wayward" по значению отлична от лексем, образованных посредством суффикса "-ward", о котором говорилось в связи с морфологическими речевыми составляющими в «Портрете», внешней формой она сходна с ними. Кроме того, эта лексема адаптируется через доминанты синонимических рядов, выводящие на словарные синонимы "tremble", "unrest" (доминанта со значением [changeableness]) и "wanton" (доминанта со значением [caprice]). Пример: Glimmering and trembling, trembling and unfolding... unfolding and fading to palest rose [P, 197]. Лексема "tremble" (синоним "wayward") употребляется вместе с лексемой "unfolding", которая адаптируется в ряду с лексемой "disband" по сходству значения префикса. Лексема "unrest" адаптируется текстом вместе с однокоренным повтором "consciousness" (прилагательное "conscious") в предложении: A conscious unrest seethed in his blood [P, 266]. Так устанавливается ассоциативная связь между "conscious", "wayward" и "unrest", "band" / "disband", "fold" / "unfold", tremble" / "unrest".

Общим является адаптирование лексических единиц в условиях концентрации речевых составляющих, как в "it seemed humbly conscious of its indignity": префикс с отрицательным значением и однокоренной повтор связывают данный пример с иллюстративным примером, начинаемым "his consciousness". Синонимы направляют поиск антонимов. По этому признаку в ассоциативный ряд "band" / "disband" включаются пары "reveal" / "hide", "sin" / "enjoy", как ниже: He waited in stupor of mind till it should lift and reveal what it had hidden" [P, 126]; Time was to sin and to enjoy [P, 127].

Вхождение в художественный дискурс идиостиля Джойса осуществляется ассоциативными повторами разных лингвистических уровней. Повторы настолько разнообразны, что их охват весьма затруднителен. Опорами служат лексемы, которые остаются в памяти читателя как маркеры эпифанизации. Рассмотрим следующее предложение из «Портрета»: ...а sensation of spiritual dryness together with a growth of doubts and scruples. ... His confession became a channel for the escape of scrupulous and unrepented imperfections" [P, 172—173]. Прежде всего, бросается в глаза однокоренной повтор "scruples" / "scrupulous". Выделенное повтором прилагательное "scrupulous" выступает зависимым компонентом субстантивного словосочетания, главный компонент которого проецируется в текст «Сестры» («Дублинцы»), когда священник поясняет наставнику, что грех многолик ("such and such sins were mortal or venial or only imperfections"). Возникает дополнительная ассоциативная связь между "imperfections" и лексемой "confession", также ключевой для эпифанизации в «Сестрах». Через эти слова формируется ассоциативный ряд "sin", "confession", "shame", "wound", который входит в эпифанизацию не только «Портрета», но и «Джакомо Джойса» и пьесы «Изгнанники». Авторское ключевое слово "escape" одинаково значимо и для «Дублинцев», и для «Портрета». Таким образом, зацепление однокоренных лексем в «Портрете» формирует ассоциативную сеть, которая продолжается «Улиссом».

Проекции из одного текста в другой создают эффект рождения «языка души» ("the speech of the soul is about to be heard"[GJ, 16]), о чем сигнализируют повторы лексемы "soul". Поясним на примерах из эпифанизации Стивена в «Портрете» и фокуса-эпифании Габриэла в «Мертвых».

His soul was swooning into some new world, fantastic, dim, uncertain, as under sea, traversed by cloudy shapes and beings [P, 196].

His soul swooned slowly as he heard [D, 256].

Оба предложения из разных текстов имеют одинаковые подлежащие. Сказуемые выражены одной и той же лексемой. Обе глагольные формы подчиняют себе адвербиальные элементы. Таким образом, напрямую две эпифанизации связаны повторами авторских ключевых слов "soul" и "swoon". Через эти маркеры происходит дальнейшее формирование гипертекстовой ассоциативной сети. Прилагательное "new" в составе лексически связанных предложений обращает к застольной речи Габриэла, где оно серийно ("a new generation", "new principles", "new ideas", "this new generation"). Аналогично лексема "world" включается в фокус-эпифанию Габриэла, причем в характерной синтаксической конструкции — в бессоюзном сочинении, графически скрепленным двоеточием: His own identity was fading out into a grey impalpable world: the solid world itself... was dissolving and dwindling [D, 255].

Данное предложение из «Мертвых» прямо ассоциируется с «Портретом» через повторы отдельных лексем. Во-первых, это повтор глаголов "fade" и "dissolve", которые являются словарными синонимами при доминанте ряда [death]. К сфере их действия относятся другие синонимы ряда, глаголы "depart", "end", "disappear", "fade", "sink", "wither", "yield", частотные в идиостиле Джойса. Примеры: ...his own soul going forth to experience... fading slowly [P, 116]; ...than fade and wither dismally with age [D, 255]; Stephen's heart began slowly to fold and fade with fear like a withering flower [P, 121]. В первом примере из «Портрета» словосочетание с основным компонентом "soul" выносится в позицию подлежащего (дополнительное пересечение с фокусом-эпифанией Габриэла образуется прилагательным "own", как и в "his own identity" из главного иллюстративного примера), использование наречия "forth" и глагола со значением «приобретать опыт». Эпифанизация передается глаголом "fade" вместе с качественным наречием "slowly", также частотным у Джойса. Однородные члены предложения, выраженные глаголами "fade" и "wither" в примере из «Мертвых», повторяются раздельно как глагол и адъективированное причастие в примере из «Портрета». Образуется общий ассоциативный ряд: "forth" / "fade" / "wither" / "slowly".

Во-вторых, прилагательное "impalpable" пересекает тексты таким образом, что в «Портрете» оно входит, одновременно с вышеупомянутым прилагательным "new", в одно словосочетание: "a new soaring impalpable imperishable being" [P, 192]. Образуется ассоциативный ряд: "new" / "impalpable" / "world" ("new world" и "new impalpable" в «Портрете» и "impalpable world", "new generation", "new principles, "new ideas" в «Мертвых»).

Наконец, глагольная форма продолженного вида "dissolving" в «Мертвых» проецируется в "the same dissolving moments" в «Портрете» [P, 173], теперь уже в форме адъективированного причастия. Дополнительные ассоциации возникают благодаря лексеме "moment", как у Габриэла: Moments of their secret life together [D, 244].

Наряду с ассоциативными, возможны почти дословные включения других текстов в «Портрет». Например: At most, by an alms given to a beggar, whose blessing he fled from... [P, 117]; ...as we both are giving alms to a blind beggar" [GJ, 14] (совпадение лексем "alms", "give", "beggar" в «Портрете» и «Джакомо Джойсе»).

На наш взгляд, ассоциативность проявляется в скрытых зацеплениях, обнаруживаемых в многократном прочтении текста. Например: Rain was falling on the chapel, on the garden, on the college. It would rain for ever, noiselessly. The water would rise inch by inch, covering the grass and shrubs, covering the trees and houses, covering the monuments and the mountain tops. All life would he choked off, noiselessly [P, 132].

Ассоциация с «горными вершинами» возникнет почти через сорок страниц, в проекции текста ранней эпифании № 24, которая в «Портрете» эпифанизирует союз человека со своей душой: ...bidding her arise, as for espousal, bidding her look forth, a spouse, from Amana and from the mountains of the leopards [P, 173].

Языковая матрица на гипертекстовом уровне содержит лексемы, многократно пересекающие границы отдельных текстов. К таким лексемам относятся "escape", "end", "new", "adventure", включенные в следующее предложение: The end he had been born to serve had let him to escape by an unseen path and now it beckoned to him once more and a new adventure was about to be opened to him [P, 188]. Через них выходим на «Мертвых» и «Джакомо Джойса».

Связь между "escape" и "a new adventure" эпифанизируется через словосочетание "with wild and radiant hearts to a new adventure" [D, 246]. Лексемы "hearts" и "wild" проецируют «Мертвые» в «Портрет»: "the wild heart of life", "a wild angel", "singing wildly to the sea" [P, 195—196]. Подобные пересечения дают представление об эпифанизации как непрерывном ассоциативном потоке, создающим лингвистический универсум накоплением ассоциаций в разных художественных текстах.

Словосочетание "the unseen" path" и существительное "end" выводят на эпифанизацию в № 28 и № 46 «Джакомо Джойса». Дополнительная связь образуется параллелизмом "was about to be opened" / "is about to be heard": ...the speech of the soul is about to be heard. Youth has an end: the end is here [GJ, 16].

Языковая матрица закрепляется лексической единицей, появляющейся в узловых моментах разных текстов. Ср.: ...rosaries...seemed to him as hueless and odourless as they were nameless [P, 168]; Her body has no smell: an odourless flower [GJ, 13]. Общим для двух текстов является прилагательное с суффиксом "-less" (четки, безымянная возлюбленная — подобие цветка). Через прилагательное "odourless" устанавливается связь с субстантивным словосочетанием "an odourless flower", выделяемым в «Джакомо Джойсе» в номинативную часть сложного предложения, части которого соединены двоеточием (структура, о которой говорилось выше в связи со сменой полных предложений неполными в «Портрете»).

Эпифанизация цветка в пятой главе «Портрета» ("staring at the great overflown scarlet flowers of the tattered wallpaper", "imagining a roseway from where he lay upwards to heaven all strewn with scarlet flowers" [P, 252]), выделяемая лексическим повтором "scarlet flowers", дейксисным наречием с суффиксом "-wards" и причастной конструкцией в адвербиальной функции, подводит к другому узлу, образованному повтором поездки в трамвае (введенный в «Портрет» текст ранней эпифании № 5).

Непосредственно в фокусе-эпифании в пятой главе «Портрета» дважды употребляется лексема "odorous", то есть в результате эпифанизации в «Джакомо Джойсе» возлюбленная теряет свойства, присущие живому человеку, в то время как в «Портрете» предмет желания Стивена обретает их: Conscious of his desire she was waking from odorous sleep, the temptress of his villanelle [P, 255].

Сочетание «пробуждение ото сна», в свою очередь, подготовлено сценой пробуждения Стивена в пятой главе, где повторяются лексемы "wake", "awake", "sleep". Понимание эпифанизации как пробуждения, обновления, изменения, выхода из статики парализующего покоя является общим для идиостиля Джойса.

К маркерам фокуса-эпифании в «Портрете» можно отнести: 1) односложные предложения, в том числе в повторе: Yes! Yes! Yes! [Р, 193]; 2) смену глагола в форме перфекта глагольной формой прошедшего времени в продолженном виде; 3) вынесение дейксисных наречий с противоположным значением в абсолютное начало предложения или их выделение в эллиптическое предложение в составе сложносочиненного предложения через знак препинания точка с запятой: Here and there warm isles of sand... [P, 194]; ...the bells of sleep; hither and thither, hither and thither,; and a faint flame trembled on her cheek [P, 195]; 4) серийность глагольных форм продолженного вида: The clouds were drifting above him silently and silently the seatangle was drifting below him and the grey warm air was still and a new wild life was singing in his veins [P, 194]; 5) серийность адвербиальных элементов в разнообразных комбинациях: А girl stood before him in midstream, alone and still, gazing out to sea [P, 195]; 6) бессоюзное соединение всех частей сложного предложения; 7) смену полного предложения неполным номинативным предложением: A world, а glimmer or a flower? [P, 196]; 8) стягивание ассоциативных повторов к одному узлу, выделяемому параллелизмом синтаксических конструкций; 9) нагнетание -инговых форм глагола; 10) нанизывание однотипных структур с использованием как знаменательных, так и служебных частей речи, в частности, предлогов, как ниже: ...an envoy from the fair courts of life, to throw open before him in an instant of ecstasy the gates of all the ways of error and glory [P, 196]; 11) интратекстуальные повторы, связывающие эпифанизации в разных текстах Джойса (в вышеприведенном примере слово "envoy" ассоциируется с заключительным фрагментом «Джакомо Джойса»).

Итак, эпифанизация протекает на разных лингвистических уровнях, в системе серийных речевых составляющих, склонных к концентрации. Речевые составляющие, выявленные в тексте «Портрета», совпадают с «Улиссом». В «Улиссе» они подвергаются типологизации, т.е. закрепляются в качестве маркеров эпифанизации. Выясним, какие новые способы получили развитие по сравнению с «Портретом».

В первых трех эпизодах толчком к активизации ассоциативных лексических рядов служат грязный платок, которым вытирается бритва, и укоры Маллигана о нежелании Стивена внять последней просьбе матери. Эпифанизация характеризуется: 1) сменой личного / притяжательного местоимения 3-го лица на 1-е лицо; 2) сменой глагольной формы прошедшего времени на глагольную форму настоящего времени: Sitting at his side Stephen solved out the problem. He proves by algebra that Shakespeare's ghost is Hamlet's grandfather. Sargent peered askance through his slanted glasses [U, 42]; 3) сменой глагольной формы прошедшего времени на форму будущего времени: Аll laughed... In a moment they will laugh more loudly [U, 37]; 4) серийными перфектными формами настоящего времени: Time has branded them and fettered they are lodged in the room of the infinite possibilities they have ousted. But can these have been possible seeing that they never were? [U, 38]; 5) серийными неполными предложениями, которые могут отделяться графически точкой, точкой с запятой и двоеточием: Fed and feeding brains about me; underglow lamps, impaled, with faintly heating feelers; and in my mind's darkness and sloth of the underworld, reluctant, shy of brightness, shifting her dragon scaly folds [U, 39]; 6) ассоциативными сложными словами, составленными одной основой ("dringdring") или разными ("wavewhite", "harpstrings", "graveclothes", "deathpew").

Выделяются два ассоциативных ряда: 1) эпифанизация «события смерти матери»: "all prayed on their knees", "her wretched bed", "her last breath", "dying mother", "tortured face", "his mother's prostrate body", "trembling skeleton", "stoneheaps of dead builders" и другие; 2) эпифанизация «ирландский бард»: "bullockbefriending bard", "soul", "form of forms", "thought", "epiphanies", "harpstrings", "a hand", "pluck wavewhite wedded words", "trembling at his soul's cry" и тому подобное. Лексема «ключ» может быть отнесена к обоим рядам, равно как "wild escapes", "world without end".

Развернутая эпифанизация представлена в «Протее». Она начинается с исходной предпосылки, навеянной «модальностью зримого». Лексема "ineluctable" включается в повторы на морфологическом уровне, связанные общим значением аффиксов ("unbeheld", "uncouth", "endless" и другие). На лексическом уровне развитие тезиса актуализовано однокоренными повторами (наречие "ineluctably"). Через тезаурусные связи выходим на доминанту синонимического ряда «необходимость» и прилагательное "inevitable", доминанту синонимического ряда «обязательность» и прилагательное "inescapable" (обе лексемы содержат префикс, как и у ключевого слова). Выведенная через тезаурусные связи лексема "inescapable" синонимична лексеме "escape" ("wild escapes"), включенной в эпифанизацию как авторское ключевое слово.

Первое направление эпифанизации, таким образом, обозначено как противопоставление неизбежного возможному выходу из него (данная антиномия присуща всему идиостилю Джойса). Через лексему "wild", повторяемую неоднократно и привлекающую к себе внимание в связи с другими текстами Джойса, выходим на лексему "new", которая также маркирует эпифанизации в «Портрете» и «Дублинцах»: The new air greeted him, harping in wild nerves, wind of wild air of sands of brightness [U, 66—67]. В свою очередь, лексемы "wind" и "sands" из данного предложения зацепляются за "These heavy sands are language tide and wind have silted here" [U, 67]. Подобные ассоциации, на которые можно выйти через повторяемость лексем, широко осваиваются в «Протее». Ассоциативный ряд "new" / "wild" / "wind" / "sands" / "escapes" пересекается с эпифанизациями в «Портрете».

Вторым направлением является «бесконечность мира» / «конечность человеческого бытия» ("the ended shadow" / "endless", "world without end").

Обе эпифанизации сведены словосочетанием "manshape ineluctable": I throw this ended shadow from me, manshape ineluctable, call it bad. Endless, would it be mine, form of my form? [U, 73].

В «Протее» синтаксические конструкции с двоеточием (58 употреблений) становятся маркерами эпифанизации. Они различны по структуре и включают: 1)два полных предложения; 2) одно полное и одно неполное предложения: Other fellow did it: other me [U, 63]; 3) все неполные предложения: Waters: bitter death: lost [U, 63]; 4) составление разделяемых частей перечислением номинаций: Aleph, alpha: nought, nought, one [U, 57]. В эпифанизацию Стивена вкрапляются иноязычные слова, словосочетания и целые предложения.

Если эпифанизация Стивена строится сбалансированными предложениями, поясняющими друг друга или находящимися в отношениях причины и следствия, то эпифанизация Блума богата серийными эллиптическими конструкциями, что производит эффект калейдоскопичности: Better where she is down there: away. Occupy her. Wanted a dog to pass the time. Might take a trip down there. August bank holiday, only two and six return. Six weeks off however. Might work a press pass. Or through M'Coy [U, 100]. Переход к эпифанизации обозначен синтаксической конструкцией с двоеточием, в которой выделен адвербиальный элемент со значением пространственной ориентации. Все предложения эллиптичны. Соединение слов без грамматических показателей, как в "August bank holiday", получит развитие в эпизоде «Лестригоны»: John Howard Parnell example the provost of Trinity every mother's son don't talk of your provosts and of provost of Trinity women and children, cabmen, priests, parsons, fieldmarshals, archbishops [U, 254]. Размышляя об общественных столовых, Блум, с присущей ему склонностью к обобщениям любого рода, выстраивает собственный ассоциативный ряд, в котором одно положение склеивается с другим на весьма туманных основаниях. В отличие от Стивена, Блум наблюдает, удовлетворяясь неопределенным местоимением "something", что сближает его с персонажами «Дублинцев». Примеры: It's a law something like that [U, 106]; Always happening like that [U, 110]; How did she walk with her sausages? Like that something [U, 107].

В шести первых эпизодах эпифанизация надстраивается тремя событиями «смерти». Пример надстройки «самоубийства отца Блума»: That afternoon of the inquest. The redlabelled bottle on the table. The room in the hotel with hunting pictures. Stuffy it was. Sunlight through the slates of the Venetian blinds. The coroner's ears, big and hairy. Boots giving evidence. Thought he was asleep first. Then saw like yellow streaks on his face. Had stopped down to the foot of the bed. Verdict: overdose. Death by misadventure. The letter. For my son Leopold [U, 145].

Эпифанизируются детали, которые могли быть одновременно и в комнате, где произошло самоубийство, и в зале судебного заседания: бутылочка на столе (причина смерти и вещественное доказательство, желтые полосы на лице покойника и свет, проникающий в окно). Две комнаты — зал заседания и комната в отеле — сливаются в сознании Блума (духота смерти, духота из-за скопления людей в зале, духота, вызванная смертью, которая, как понимает Блум, была самоубийством). Недаром предложение "Stuffy it was" выделяется из общей последовательности своим полным составом с характерным вынесением предикатива в начальную позицию.

Седьмой эпизод содержит эпифанизации Блума и Стивена, которые навеяны репликами, которые они слышат в редакции. Внешняя эпифанизация (события утра 16 июня) обрамляется сообщением о движении транспортных средств в фрагментах, озаглавленных "In the heart of the hibernian metropolis" и "Hello there, central!" Контрастом между трамваями и другими видами городского транспорта ("motionless" / "rapidly") схватывается суть эпифанизации — выделение из общего потока обычного в неожиданном ракурсе. Например:

Nile.
Child, man, effigy.
By the Nilebank the babemaries kneel, cradle of bulrushes: a man supple to combat: stonehorned, stonebearded, heart of stone [U, 213].

Эпифанизация, навеянная чтением, содержит повторы "maries" (ассоциативный ряд «рождение») и "kneel" (ассоциативный ряд «смерть матери»). Лексема "effigy" тезаурусными связями объединена, через доминанту синонимического ряда «результат имитации», с лексемами "form" ("form of forms"), "image", "echo", частотными для языка Стивена.

В эпифанизации Стивена содержатся дословные повторы из первых эпизодов «Улисса»: "bullockbefriending bard" [U, 198] и "Whose mother is beastly dead" [U, 201]: слова Маллигана глубоко запали в его душу. Подобные повторы включаются в эпифанизацию, навеянную чужой речью, как дословный повтор слов редактора с опущением личного местоимения: See it in your face. See it in your eye. Lazy idle little schemer [U, 202].

Новым для процесса эпифанизации является серийный повтор словесной формы, имеющей разные значения: I have often thought since on looking back over that strange time that it was that small act, trivial in itself, that striking of that match, that determined the whole aftercourse of both our lives [U, 209]. В этом предложении, содержащем два придаточных предложения, соединенных союзным словом "that", эпифанизируется зажженная спичка.

Восьмой эпизод «Лестригоны» возвращает к эпифанизации Блума, имеющей ряд особенностей: 1) превербальные образования типа "If he...О! Eh? No... no" [U, 228]; 2) усечение слов ("Elijah thirtytwo feet per sec is com" [U, 226]), 3) нагнетание перечислений в предложении: Want to make good pastry, butter, best flour, Demerata sugar or they'd taste it with the hot tea [U, 239]; 4) эмфатический вспомогательный глагол "do": She did get flushed in the wind [U, 232]; 5) переход к формам — ing для эффекта одновременности ("Opening her handbag... Rummaging. Open, Money. ...Husband barging [U, 234]).

Отклонения от нормативного порядка слов маркируют эпифанизацию Блума; выделяются дополнения и предикативы в начальной позиции предложения: Nine she had [U, 240]; Italian I prefer [U, 256]; Heads I win tails you lose [U, 259]; Nice wine it is [U, 260]. Нарушения порядка слов отражают этап эпифанизации, когда мысль возникает, но еще грамматически не оформляется. Например, Блум делает вид, что роется в карманах. Команда «вести поиск» передается без грамматических показателей: "Look for something I". Затем речевое представление о действии передается причастной формой ("Busy looking for"). Наконец, мысль оформляется полным предложением: I am looking for that [U, 274].

Сращение авторской речи и внутреннего монолога дает предложения, подобные следующему: His hand looking for the where did I put found in his hip pocket soap lotion have to call tepid paper stuck [U, 274]. Блум старается отключиться от мысли о свидании Молли с Бойланом: Time will be gone then. She... [U, 260]; Today. Today. Not think [U, 269]; Wait [U, 272]. Воображение рисует Бойлана эллиптическими предложениями, ряд которых замыкается повтором "it is": Straw hat in sunlight. Tan shoes. Turnedup trousers. It is. It is [U, 273]. Обеспокоенность передается выделением личных местоимений в отдельные предложения: Elbow, arm. He [U, 249].

Девятый эпизод «Сцилла и Харибда» строится «событием в библиотеке». Эпифанизация Стивена стимулируется его размышлениями, начатыми в «Телемахии», и репликами участников дискуссии. Общей для эпифанизаций Блума и Стивена является превербальная форма, не оформленная грамматическими показателями: Blueribboned hat... Idly writing...What? [U, 322]. Подобно Блуму, Стивен выделяет местоимение в самостоятельное предложение: They [U, 312]. Но он идет дальше, выстраивая предложения, содержащие одинаковые или разные местоимения: I, I and I. I [U, 283]; I you he they [U, 312]. Подобно Блуму, Стивен укорачивает слова, но делает это в ритмическом повторе, как при усечении первого слога в наречии "directly": Swiftly rectly creeking rectly rectly he was rectly gone [U, 315] (повтором выделяется позиция адвербиального элемента, который мог бы быть на месте усеченного слова). Эпифанизация Стивена узнается по характерным аффиксам: Formless spiritual, Father, Word and Holy Breath [U, 277]; Upon incertitude, upon unlikelihood [U, 310]; сложным словам, конденсирующим мысль в единой словоформе: "a Penelope stayathome" [U, 301], "husbandwords" [U, 293], "hesouls, shesouls" [U, 287]; словам-гибридам: "theologicophilological" [U, 307].

Ассоциативные ряды, выстраиваемые в девятом эпизоде, содержат прямые повторы из первой части «Улисса»: Agenbite of inwit [U, 283]; Agenbite of inwit: remorse of conscience [U, 309]; Bullockbefriending [U, 288]; That lies in space which I in time must come to, ineluctably [U, 325].

В гипертекстовое пространство эпифанизация Стивена включается лексемами "sin", "snake", "coil", "kiss" («Джакомо Джойс»): Eve. Naked wheatbellied sin. A snake coils her, fang in's kiss [U, 297]; "image", "artist", "hawklike" («Портрет»): ...so does the artist weave and unweave his іmage [U, 290]; Fabulous artificer, the hawklike man [U, 314]; через тезаурусные связи лексема "banishment" связывает с лексемой "exile" («Изгнанники»): The note of banishment, banishment from the heart, banishment from home [U, 317]. Размышления Стивена о художественном призвании и судьбе художника продолжают эпифанизации, начатые в «Портрете», что проявляется в общности ассоциативных рядов и определенных синтаксических конструкций. Стивен продолжает обыгрывать свое имя: Read the skies. Autotimerumenos. Bous Stephanoumenos [U, 314]; S.D: sua donna [U, 314]; Stephanos, my cross. My sword [U, 314]. Он сравнивает себя с Икаром, отделяя юного Стивена от того, который высказывает зрелые мысли в библиотеке: Lapwing. Icarus. Pater, ait. Sea bedabbled, fallen, weltering. Lapwing you are. Lapwing he [U, 315]. Аристотелевская формула «форма форм» отражается в сходных построениях типа "possibilities of the possible as possible" [U, 289], "all in all in all of us" [U, 319].

Как и в «Портрете», в «Сцилле и Харибде» Стивен пытается ухватить момент художественной эпифанизации: Hold to the now, the here, through which all future plunges to the past [U, 278]. В постоянном изменении ("I am other I now") душа, по его мнению, вбирает в себя многочисленные изменения: I, entelechy, form of forms, am I by meaning because under everchanhing forms [U, 283]. Язык Стивена логически оформлен, сбалансированы впечатления ("weave" / "unweave"), стимулирующие эпифанизацию.

Следующий эпизод можно рассматривать как эпифаническое кольцо: 1) авторская эпифаническая речь характеризуется всеми речевыми составляющими, которые выделены в «Портрете»; 2) введение авторской речью воспроизведенной во внутреннем монологе персонажа его диалогической речи с другим лицом: From the sundial towards James's Gate walked Mr Kernan pleased with the order he had booked for Pulbrook Robertson boldly along James's street, past Shackleton's offices. Got round him all right. How do you do, Mr Crimmins? First rate, sir. I was afraid you might be up in tour other establishment in Pimlico. How are things going? Lovely weather we are having. Yes, indeed... [U, 356—357]. В данном примере авторская речь содержит необходимые указатели эпифанизации — полную инверсию, характерную для этого эпизода, и адвербиальные элементы в лево- и правостороннем окружении. Смена развернутой синтаксической конструкции эллиптической служит сигналом внутреннего монолога, в котором воспроизводятся фрагменты диалогической речи, объясняющие приподнятое настроение размышляющего лица; 3) впервые даются фрагменты эпифанизации разных персонажей (кроме Стивена и Блума), включая образец женского внутреннего монолога (мисс Данн в конторе). В эпифаническом кольце перемещения мистера Конми играют роль «вводки-сцены», ориентира для 19 дискретных текстов, составляющих данный эпизод. «Событие» тривиально — привычная суета обычного дня из жизни дублинцев. «Нежданной встречей» становится эпифанизация Дублина и дублинцев языком, структурированным для этой цели и подготовленным предыдущими эпизодами. Впервые эпифаническое кольцо строится монтажом отдельных сцен, оказывающихся в фокусе-эпифании благодаря собиранию воедино разрозненных фрагментов человеческого бытия. Например, Бойлан покупает фрукты для Молли, когда Блум выбирает книгу в книжной лавке и мимо него проходят Лейнехан и М'Кой.

Повтор-скрепа вводится в первом фрагменте (преподобный Конми садится в трамвай). Узнавание повторов-скреп, включенных в первый фрагмент, происходит позже. Например, Конми следует по пустырю в тот момент, когда дочери Саймона Дедала приступают к гороховому супу. Скрепа выделяется запоминающимися деталями: His thinsocked ankles were tickled by the stubble of Clongowes field [U, 334]; Father Conmee walked through Clangowes field, his thinsocked ankles tickled by stubble [U, 337]. Повторяется, помимо других деталей, глагол "walk": Blazes Boylan walked here and there in new tan shoes about the fruitsmelling shop, lifting fruits, young juicy crinkled and plump red tomatoes, sniffing smells [U, 339].

Повторы-скрепы могут относиться к разным персонажам, даже к тем, о ком упоминается дважды только благодаря повтору. Подача милостыни калеке в фрагменте 3 совпадает по времени с фрагментом 9, что следует из повтора-скрепы: A card Unfurnished Apartments slipped from the sash and fell [U, 337]; A card Unfurnished Apartments reappeared on the windowsash of number 7 Eccles street [U, 349]. Еще пример, устанавливающий одновременность конца фрагмента 1 с фрагментом 8: ...the young woman abruptly bent and with slow care detached from her light skirt a clinging twig [U, 335]; The young woman with slow care detached from her light skirt a clinging twig [U, 335].

Эпифанизация предопределена движением одного лица вовнутрь с одновременным движением другого лица наружу. Для этого употребляются лексемы "inward" / "outward", частотность которых отмечалась еще в связи с текстом «Портрета». Предложение "Father John Conmee stepped into the Dollymount tram on Newcomen bridge" [U, 335] является одновременным с моментом, когда Корни Келлехер подходит к дверному косяку и выглядывает наружу. Такое же движение, противоположное движению Конми, совершает Николас Дадли, выходящий из трамвая, следующего в обратном направлении по отношению к трамваю, которым едет преподобный Конми.

В повторе-скрепе внутри эпизода, когда данный прием становится привычным для читателя, предложения удлиняются, «уплотняясь» адвербиальными элементами и причастными конструкциями. В следующем повторе-скрепе дополнительным показателем является полная инверсия: Mr Kernan, pleased with the order he had booked, walked boldly along James's street [U, 354]; From the sundial towards James's Gate walked Mr Kernan pleased with the order he had booked for Pulbrook Robertson boldly along James's street, past Shackleton's offices [U, 356].

Эпифанизация Дублина 16 июня 1904 года выделяется речевыми оборотами, которые отражают особенности английского языка в речи дублинцев начала XX века. Практически все персонажи употребляют инверсии, где дополнение или предикатив вынесены в абсолютное начало предложения. Примеры: Damn good gin that was [U, 359] (Том Кернан); My eyes they say she has [U, 359] (Стивен); Brother Swan was the person to see [U, 347] (преподобный Конми); A big coffin it was... [U, 376] (сын покойного Дигнама).

Иначе, по сравнению с предыдущими эпизодами, строится фокус-эпифания. Он сливается с движением кавалькады, которая пересекается с наблюдающими дублинцами. Например, официантки из эпизода «Сирены» наблюдают за процессией из окон ресторанчика, где они работают. Взгляд из кареты следует за движением человеческих фигур на улице, которые, в свою очередь, реагируют или остаются равнодушными к перемещению важных лиц. Авторская речь «оркестрирует» отдельные фрагменты в эпифаническом потоке, опираясь на параллельные синтаксические конструкции. Во фрагменте 19 выделяются адвербиальные элементы пространственной ориентации в абсолютном начале предложений. Такое синтаксическое построение повторяется неоднократно: At Bloody bridge Mr Thomas Kernan beyond the river greeted him vainly... Above the crossblind of the Ormond Hotel... On Ormond quay... On Grattan bridge... Passing by Roger Greene's office and Dolard's big red printing house... Beyond Lundy Foot's from the shaded door of Kavanagh's winerooms... Over against Dame gate... [U, 376—378].

Как одновременные внешние проявления движения, скрепленные повторами, так и внутренние мыслительные импульсы возвращаются к одному и тому же. Стивен продолжает размышлять над "agenbite of inwit", повторяя мысль частями или в перестановке компонентов, меняя причинно-следственное отношение: She is drowning. Agenbite. Save her. Agenbite. ...Agenbite of inwit. Inwit's agenbite [U, 363] (фрагмент 13, в котором Стивен встречается с сестрой).

Итак, в данном эпизоде впервые эпифанизация становится манифестацией не отдельного сознания, а всего городского механизма. В эпифанизацию включаются разнородные дублинцы (калека, слепой, персонажи, перенесенные в «Улисса» из «Дублинцев», и некоторые другие).

В эпизоде «Сирены» эпифанизации впервые у Джойса последовательно проходят на фонетическом уровне: 1) прямое звукоподражание, которое воспроизводится повтором согласного ("Hisss" [U, 383]), повтором группы согласных, в том числе в псевдосложном слове: Bronze by gold heard the hoofiropns, steelyringing Imperthnthn thnthnthn [U, 382]; 2) звукопись через повторы слов (например, дистантный повтор абзацев-предложений, содержащих от одной до восьми употреблений лексемы "tap": Тар. Тар. Тар. Тар. Тар. Тар. Тар. Тар [U, 432]; повтор конверсивов: Тар blind walked tapping by the tap the curbstone tapping, tap by tap [U, 431]; 3) звукопись через усечение слов, что характерно для Блума: Blmstup. O'er ryehighblue. Bloom stood up [U, 428] (в данной последовательности последнее предложение из авторской речи раскрывает первое; которое может имитировать речь Блума, включаемую в общую ритмическую организацию эпизода; 4) аллитерация: Jingle jingle jaunted jingle. Coin rang. Clock clacked [U, 382]; 5) симметричное начало предложений с повтором слова: All gone. All fallen [U, 383]; 6) ритмическая организация речи: обыгрывание частей словосочетания: The sweets of sin. Sweet are the sweets. Of sin [U, 388] (обыгрывается название бестселлера, купленного Блумом в книжной лавке в предыдущем эпизоде); разрыв слов: Goodgod henev reheard [U, 383] (= he never heard); сращения слов, выполняющие звукоподражательную функцию и усиливающие ритмику вхождения в точку «четыре часа»: Clapclop. Clipclap. Clappyclap [U, 393]; 7) инверсия с целью ритмического выделения: In came Lenehan. Round him peered Lenehan [U, 393]; 8) игра словами, основанная на созвучии: Mr Bloom reached Essex bridge. Yes, Mr Bloom crossed bridge of Yessex [U, 390] (Essex = Yes + sex).

Речевые составляющие фонетического уровня, которые имитируют стук в висках, волнение, внутреннее напряжение через экспликацию звуков внешнего мира, выступают совместно с речевыми составляющими других уровней.

В «Циклопе» впервые эпифанизируется диалогическая речь. Дублинский рассказчик широко пользуется речевыми составляющими, о которых упоминалось ранее: звукоподражание: Ga Ga Gara. Klook Klook Klook [U, 472]; определенные суффиксы ("peerless", "godlike", "lifelike"); параллельное начало предложений, сочетание личных- и неличных форм глагола, употребление глагольных форм продолженного вида, адвербиальные элементы пространственно-временной ориентации: Who comes through Michan's land, bedlight in sable armour? 0'Bloom... [U, 444] ...who was sitting up there in the corner that I hadn't seen snoring drunk, blind to the world, only Bob Doran [U, 446]; псевдосложные слова ("cabbagelooking"); эллиптические конструкции, в которых опущено подлежащее, а сказуемое вынесено в абсолютное начало предложения; вынесение адвербиальных элементов в начало предложения и другие.

Эпифанизация рассказчика — маркирована личным местоимением 1-го лица, переходом к форме глагола настоящего времени, нарушением грамматических норм ("I says", "hath done", "Then he was telling us", "And Alf was telling us there was one chap"), разговорными оборотами ("sell the bits for a few bob a skull" [U, 454]), союзами-связками ("And mournful and with a heavy heart... So Bloom slopes in.[U, 453] и некоторыми другими. Синтаксические конструкции без знаков препинания выдают старания рассказчика объяснить все, что входит в орбиту его мысли: So they started talking about capital punishment and of course Bloom comes out with the why and the wherefore and all the codology of the business and the old dog smelling him all the time I'm told those Jewies does have a sort of a queer odour coming of them for dogs about I don't know what all deterrent effect and so forth and so on [U, 434—435].

Эпифанизации рассказчика и имитации-пародии разделяют ряд черт: 1) инверсия: So we turned into Barney Kiernan's and there sure enough was the citizen up in the corner [U, 440] (рассказчик); From his girdle hung a row of seastones [U, 443] (имитация); 2) адвербиальные элементы помещаются в имитациях между частями пассивной формы глагола (пассивные конструкции являются серийными в имитациях, равно как адвербиальные элементы серийны у рассказчика): "was unanimously accepted", was heartily congratulated", "were promptly restored"; 3) образование сращений, напоминающих по форме сложные слова: "slaggybearded widemouthed largenosed"[U, 442] (всего 16 однотипных повторов конструкции по типу "blue-eyed" в имитации); "earthname", "heavenworld", "bloodthirsty" [U, 450] (рассказчик).

Эпизод 13 ("Nausicaa") строится двумя кольцами (первое завершается уходом Герти). Новой является одновременная эпифанизация «сцен» (служба в церкви, собирающиеся домой девушки) и «нежданной встречи» (мечты Герти о «чужеземце» Блуме и его восхищение девушкой, сидящей у моря). Все три плана соединяются в узловых предложениях, не содержащих знаков препинания. Опорами для отделения планов служат серийные союзы "and". Пример: Edy began to get ready to go and it was high time for her and Gerty noticed that that little hint she gave had the desired effect because it was a long way along the strand to where there was the place to push up the pushcar and Cissy took off the twins' caps and tidied their hair to make herself attractive of course and Canon 0"Hanlon stood up with his cope... and Father Conroy handed him the card to read off and he read out... and Edy and Cissy were talking about the time all the time and asking her but Gerty... [U, 544]. Параллельное упоминание о службе в церкви содержит глагол «встать» (именно это выдаст хромоту Герти и разобьет ее чары).

Эпифанизация Герти передается характерными конструкциями с предложным оборотом "with" / "without", сложноподчиненными предложениями с нагромождением разных придаточных предложений. Одновременно авторская речь выдает злость Герти, скрываемую под ангельской внешностью с физическим недостатком ("the exasperating little brats of twins", "little monkeys common as ditchwater" [U, 539]). Новым является совмещение «сцен», где надстраиваемые смыслы объединяются (мечты Герти о суженом, желание скрыть дефект, конкуренция подруг в отношении джентльмена, выделившего Герти, бедность Герти и пьянство ее отца). «Нежданная встреча» ведет к фокусу-эпифании, возвращая Блума к измене Молли, поломке часов, воспоминаниям прошлого.

В «Быках солнца» в стилизации проникают речевые составляющие эпифанизации: аффиксы ("thenceforward", "inilluminated"), серийные наречия ("universally", "simultaneously", "reiteratedly", "solely", "copiously" и многие другие), сращения слов ("downwardtending"), глагольные формы продолженного вида, причастия, отклонения от нормированного порядка слов. В неуклюжих предложениях, имитирующих прозу прошлого, они накапливаются, подготавливая фокус-эпифанию: ...whatsoever matters are being held... [U, 577]; Loth to irk in Horn's hall holding the seeker stood [U, 580]; Ofthat house A. Horne is lord. Seventy beds keeps he there... [U, 580]. Зафиксированный в частном письме XVIII века, продолженный пассив на протяжении XIX века доказывал право на существование. Подобным образом эпифанизация, вбирая прежние литературные стили, освобождается от традиций, обновляя комбинаторику речевых составляющих.

Динамичность эпифанизации проявляется в «кольцеобразной ассоциативности», а именно в повторе лексем "navelcord", "secondbest bed", "adiaphane", "omphalos", "black panther", "Mananaan, "parallax", "motherwit", "Rose of Castille". Повтор лексемы "motherwit" в отношении девушки, которая нянчится с младенцем, и женщины, родившей ребенка, в ассоциативной связи с «рождением поэтического слова», о котором мучительно размышляет Стивен ("agenbite inwit") в ряде эпизодов «Улисса», выводит на «рождение» как «событие» и «нежданную встречу» одновременно: I, Bous Stephanoumenos, bullbefrienfing bard, am lord and giver of their life [U, 626].

Введение в «Быков солнца» повтора о благословлений молодых людей преподобным Конми (девушка, держа букетик полевых цветов, смахивает веточку с подола платья), замыкает эпифаническое кольцо, которое вплоть до данного эпизода, где слово "twig" заменено словосочетанием "a slip of underwood", оставалось незамкнутым: ...a slip of underwood clung there for the very trees adore her [U, 628].

Эпифанизация нового рассказчика маркирована глагольными формами настоящего времени и предложениями с императивом ("Mark this farther and remember... Enter that antechamber of birth"[U, 638]), которые находим в внутренних монологах Стивена и Блума. Эпифанизирующий «я» ("my lord Steven", "I vow", "No, say I!") вступает в диалог то как «я-ты» ("Thou sawest thy America, thy lifetask"[U,640]), то как «я-вы» по отношению к Стивену ("You move a motion? Steve boy, you're going it some" [U, 644]), к действительности ("Come on, you winefizzling ginsizzling booseguzzling existences!"[U, 647]), к читателю ("you, my friend" [U, 647]). Идиомы дублинцев «допускаются» новым рассказчиком на страницы книги: D'ye ken bare socks?..Thou'H be telling me that, Pold veg!.. I never see the like since I was born... We're пае that fou [U, 646].

«Цирцея» строится как «эхо» предшествующих эпизодов. Базовые факты извлекаются из памяти читателя: 1) указание на характерный речевой оборот, как при идентификации Безымянного и рассказчика в «Циклопе» ("Weight for age. Gob, he organized her" [U, 686]), 2) изложение «нежданной встречи» в другом эпизоде участником этой встречи — например, встреча с Герти в интерпретации Блума: Wait. Stop. Gulls. Goodheart. I saw. Innocence. ...Her artless blush unmanned me [U, 687], 3) ассоциативные повторы ключевых слов из внутреннего монолога: "Chrysostomos" [U, 707], 4) самоцитация персонажа: Brain thinks. Near: far. Ineluctable modality of the visible [U, 766], 5) обыгрывание фактов, предоставленных ранее: три шиллинга, которые Хайнс задолжал Блуму, при возвращении отклоняются.

Эпифаническое кольцо, словно губка, впитывает в себя «прошлое» других эпизодов. Например, мисс Данн, примечательная тем, что читателю удалось «подслушать» ее мысли, оказывается знакомой Блума. Возникают ассоциации с другими текстами Джойса (наказание из-за сломанных очков в «Портрете» и другие).

Нечто, дублируемое в новых условиях, пытается выстроить Блум: But tomorrow is a new day will be. Past was is today. What now is will then tomorrow as now was be past уester [U, 727]. Недаром в авторских ремарках повторяется глагол "bend", напоминая о линзе как отражающей поверхности. В «нежданной встрече» (явление Руди через Стивена) смыкаются рождение и смерть, подготовленные фактами прошлого. Эпифаническая макроструктура в «Цирцее» окончательно преодолевает традиционное повествование.

Эпифанизации в «Евмее» выделяются 1) абсолютными конструкциями "it / there being" (по данным С. О'Нил, из 170 употреблений глагольной формы "being в «Улиссе», 56 приходится на «Евмея» [O'Neill 1989: 69]); 2) нанизыванием причастных конструкций; 3) словами с префиксом "un-"; 4) диспропорциями в повторах отдельных слов, часто с семантическим сдвигом.

Начинается эпизод сложносочиненным предложением, части которого соединены союзным местоимением "which". Несбалансированность структуры подчеркивается насыщением первой части предложения однородными сказуемыми и дополнениями. В дальнейшем обыгрывается сходство определительных придаточных предложений, вводимых "which", со сложносочиненным предложением, части которого им соединены. В следующем примере обобщается трехчленная конструкция с объектно-предикативным членом, которая входит в сложноподчиненное предложение, передающее косвенную речь персонажа. Конструкция скрепляется с предложением, вводимым "which", указанием на одно лицо повторами личного местоимения 3-го лица, причем первое личное местоимение в том же предложении однозначно указывает на другое лицо: These opening bars he sang and translated extempore. Bloom, nodding, said he perfectly understood and begged him to go on by all means, which he did [U, 891].

Эпизод насыщен комплексами (инфинитивный с предлогом "for" и абсолютная номинативная конструкция): "for some beverage to drink", "there being no pumps", "both of them being e.d.ed", "with Stephen being fired out"[U, 811, 818]. Конструкция функционирует вместе с серийными причастиями, «уплотняя» предложения в данном эпизоде. В воспоминаниях Стивена о покинутом очаге родного дома она служит рамкой, внутри которой серийными причастиями выделяются фрагменты, символизируя уют: ...Stephen's mind's eye being too busily engaged... with his sister, Dilly, sitting by the ingle, her hair hanging down, waiting for some weak Trinidad shell cocoa... the cat meanwhile under the mangle devouring a mess of eggshells... it being quarter tense or, if not, ember days or something like that... [U, 822—823].

В зацеплениях, образуемых разными глагольными формами, участвует трехчленная конструкция с объектно-предикативным членом, в которой третий компонент — глагол, служащий зацеплением, отделяется придаточным предложением времени и аппозитивным словосочетанием: The driver never said a word, good, bad or indifferent. He merely watched the two figures, as he sat on his lowbacked car, both black — one full, one lean — walk towards the railway bridge... As they walked, they at times stopped and walked again, continuing... [U, 894]. Представляется, что включение конструкций служит ориентиром в свободном соединении частей предложений, в нанизывании придаточных предложений на фоне нарочитых семантических сдвигов в повторяющихся словах. Например: The keeper of the shelter in the middle of this tête-à-tête, put a boiling swimming cup of a choice concoction labeled coffee on the table and a rather antediluvian specimen of a bun, or so it seemed, after which he beat a retreat to his counter [U, 826]. В приведенном предложении однородные дополнения разделены обстоятельством места, а подлежащее и сказуемое обстоятельством времени. Структура выравнивается присоединяющим "which", которое соотносит как с поведением хозяина, так и с недоумением, вызванным тем, что ставится на стол. Включение лексемы "rather", маркером Блума в данном эпизоде, указывает на него.

Смешение конструкций является отличительной чертой эпизода. Пример вмещения в придаточное предложение уступки однородных членов, содержащих пассивную конструкцию и абсолютную номинативную конструкцию ("his gestures being also clumsy as it was" заменяется словосочетанием "clumsy gestures", которое должно было бы быть употреблено в сбалансированном предложении): Though he was slightly hampered by an occasional stammer and his gestures being also clumsy as it was still he did his best to explain [U, 827].

Лексические тавтологии ("they both walked together" [U, 812], "it so happened a Dublin United Tramways Company's sandstrewer happening" [U, 813], "Stephen thought to think of Ibsen" [U, 813] и многие другие) выделяют «событие», где Блум пытается не упасть лицом в грязь перед «профессором и писателем» Стивеном. «Событием» объясняется повторяемость союза "though": вопреки разнице в возрасте, образовательному уровню и так далее, Блум остается со Стивеном, заботится о нем, даже меняет «тему» по его указанию. Интенсификаторы передают внутреннюю радость и удовлетворение Блума: "а phenomenally beautiful tenor voice" [U, 891], "absolutely necessary" [U, 826].

«Событие»-встреча Блума со Стивеном вплетается в «сцены», связанные с другими эпизодами. Восстановление повествовательной категории в ее традиционном понимании не прекращает общего движения «сцен», которые напоминают о прошлых эпизодах (чтение газеты, воспоминание о похоронах в связи с опечатками и оплошностями, допущенными журналистом Хайнсом; рассуждения Блума и Стивена о «сиренах» и «узурпаторах» по пути следования к дому Блума). Объединяющей является песня Свилинка, которая, как в «Джакомо Джойсе», напоминает о скоротечности юности ("Youth here has End" [U, 891]).

Предпоследний эпизод «Итака», построенный в форме вопросов и ответов, является фокусом-эпифанией «мыслей о мысли» в течение одного дня ("past day") в их универсальности ("universality"), независимо от конкретной личности ("name, age, race, creed"). В «Итаке» активизированы речевые составляющие эпифанизации: столкновение сознания с окружающей средой обобщается приставкой с отрицательным значением: "there being no known method from the known to the unknown", "a mobility of illusory forms immobilized in space"; пространственная временность мысли: ...Bloom's thoughts about Stephen's thoughts about Bloom and Bloom's thoughts about Stephen's thoughts about Bloom's thoughts about Stephen? [U, 919]; принципиальная выводимость одного из другого, как в последовательности неполных номинативных предложений, соединяемых двоеточием (в рассуждениях о воде предложение соединено 35 двоеточиями); текучесть мысли, выраженная повторами, причастными формами, наречиями, предложными оборотами ("neverchanging everchanging water" [U, 905]); серийность речевых составляющих; ассоциативность, свойственные идиостилю Джойса (кисточки Данте из «Портрета», воспоминания Блума о встречах с родственниками Стивена).

В диссертации, посвященной теории хаоса и Блуму как комплексной человеческой системе, П. Макки называет «Итаку» когнитивной потребностью человека познать природу изменений. Ученый считает, что существует неразрывная связь между сознанием и окружающей средой, а структура значения помогает интерпретировать хаос жизни [Mackey 1995: 11]. Эпифанизации «Итаки» с их постоянными надстройками смысла задействуют всю комбинаторику речевых составляющих, отобранных для этой цели.

В «Пенелопе» эпифанизация Молли характеризуется теми же серийными глагольными формами продолженного вида, адвербиальными элементами, нанизыванием придаточных предложений, что и рассмотренные выше эпифанизации. Вместе с тем в ней нет эллиптичности, характерной для Блума, и сбалансированности, свойственной Стивену. Иными являются переходы за счет лексем "yes" и "then". Как и другие эпизоды, «Пенелопа» проецируется в «Дублинцы» и «Портрет» (например, рассуждение о Томе Кернане из «Милости Божией»).

Из вышеизложенного можно заключить, что в эпифанической макроструктуре «Улисса» нет полного отказа от конвенциальных повествовательных категорий, поскольку эпифанизации вырастают именно из них. Эпифанизация структурируется языком, интерпретирующим скрытую конвенциональную схему в речевых составляющих, актуализующих надстройки смысла. В эпифанизацию включаются все лингвистические уровни, включая фонетический. В имитациях и стилизациях черпается языковой материал для эпифанизации. Серийность и концентрация речевых составляющих, обновленная комбинаторика создают текст, в котором эпифанизация не имеет ограничений.