Глава I. Образ повествователя в сборниках «Дублинцы» Джеймса Джойса и «Валенсианских рассказов» Висенте Бласко Ибаньеса

В данной главе нам хотелось бы проследить и доказать, что все рассказы в сборниках «Дублинцы» Джеймса Джойса и «Cuentos valencianos» Висенте Бласко Ибаньеса объединены одним персонажем, которого М.М. Бахтин называет «образ рассказчика»¹.

Эта идея подсказана Висенте Бласко Ибаньесом, который в своей оценке «Дублинцев» Джеймса Джойса обращал внимание на образ главного героя. «Вижу панораму Дублина глазами одного человека — самого Джойса. «Дублинцев» объединяет один тайный герой, который только в первых трех рассказах открыто о себе заявляет, а затем незримой тенью ведет читателя по своему Дублину», — так писал в своем «Дневнике» Висенте Бласко Ибаньес, когда в 1914 году прочитал сборник «Дублинцы»². В этом высказывании испанский писатель дает нам очень интересный ключ к анализу «Дублинцев». С одной стороны, рассказы объединяет место действия — Дублин; с другой стороны, автор — Джеймс Джойс. Но Висенте Бласко Ибаньес увидел еще одного героя, присутствующего в тексте «Дублинцев». В его «Дневнике» сохранились две записи, относящиеся к 1914 году: «Засилие I меня просто поражает и восхищает» и «Лирический герой просто превосходен»³. Нам кажется уместным предположить, что один главный лирический герой «Дублинцев» — это рассказчик-повествователь. Косвенное подтверждение высказанной гипотезы мы находим у М.М. Бахтина, который предлагает объединить следующие термины: «образ рассказчика в рассказе от «я», образ героя автобиографических произведений (автобиографии, исповеди, дневника, мемуаров и др.), автобиографический герой, лирический герой»⁴. Данные термины литературовед противопоставляет автору-личности, который написал и отредактировал свой текст. Образ рассказчика объединяет и «Cuentos valencianos» Висенте Бласко Ибаньеса, ибо он составлял окончательный вариант своего сборника под явным влиянием Джеймса Джойса.

В следующих параграфах мы сосредоточим свое внимание на образе повествователя. Нас интересует, как данный персонаж проявляется в тексте, его языковые и сюжетообразующие функции. И в основе текстологического анализа сборников «Дублинцы» Джеймса Джойса и «Валенсианские рассказы» Висенте Бласко Ибаньеса с точки зрения этого образа предлагается гипотеза о том, что перед нами один герой-повествователь, который растет во временном и интеллектуальном плане. Перед тем, как обращаться к произведениям, мы дадим общее определение этому образу.

Повествователь — это герой, который принадлежит всему литературному произведению и отличается от других персонажей тем, что он знает сюжет рассказа, но не знает окончательный вариант текста. Он является рассказчиком истории и ее главным комментатором. Именно его текст становится самодовлеющим, охватывающим все внутреннее пространство рассказа. Получается, что он и писатель, и роль, придуманная и принятая автором для придания большей достоверности своему произведению. Именно такое определение соответствует русской филологической школе. Далее обратимся к первоисточникам для подтверждения высказанных положений.

Впервые в российском литературоведении к образу рассказчика обратился М.М. Бахтин в своей статье «Проблема текста»⁵. Он обратил внимание на многозначность термина «автор», которого часто путают с «лирическим героем или рассказчиком». М.М. Бахтин предложил свои определения данным понятиям. По мнению литературоведа, существуют «автор-личность» и «автор-создатель текста»⁶. И оба эти понятия функционируют вне текста, в котором «следует выделять образ рассказчика или лирического героя, которые принадлежат сюжету и композиции»⁷. Если в произведении «употреблена форма «я», то она характеризует образ рассказчика, а не автора»⁸. И в заключении М.М. Бахтин предлагает рассматривать личность создателя художественного произведения как факт объективной реальности, только косвенно соотносящийся с текстом.

Материал художественного произведения определенным образом расположен: изложение не может вестись «ниоткуда»; он весь пронизан категорией «повествователя». Повествователь — это не только конкретный образ, скрытно или явно присутствующий в произведении, но, по мнению Г. Гуковского, «некая идея», принцип или облик носителя речи, или иначе — непременно некая точка зрения на излагаемое, точка зрения психологическая или попросту географическая, так как нельзя описывать ниоткуда и не может быть описания без описывающего»⁹.

Необходимо учитывать, что повествователь не всегда совпадает с рассказчиком конкретной истории. В принципе не может быть безличного повествования: все равно кто-то берет слово и ведет речь. И всякий раз, когда говорит персонаж, то тем самым роль повествователя передоверяется ему. И даже в тех случаях, когда даются вводные фразы, определяющие место и действующих лиц — они тоже принадлежат какому-то герою. Да и портрет тоже рисуется от лица кого-то. Такого «спрятанного» героя, которого можно выявить при тщательном анализе, мы будем называть повествователем.

Данное определение относится как ко второму, так и к третьему параграфу. Ведь сначала разбирается сборник «Дублинцы» Джеймса Джойса, а затем «Валенсианские рассказы» Висенте Бласко Ибаньеса. Но в обоих параграфах анализируется образ повествователя как связующее звено всех произведений.

Перед анализом текста нам важно обосновать выдвинутую в данной главе гипотезу. По этим причинам первый параграф освещает историю создания «Валенсианских рассказов» так, как она подается в крупнейших биографиях Висенте Бласко Ибаньеса. В нем изложены основные версии, указаны основные источники. В конце приводится базовая гипотеза о влиянии «Дублинцев» Джеймса Джойса на Висенте Бласко Ибаньеса в период создания «Валенсианских рассказов», которая обосновывается и биографическим материалом, и последующим текстологическим анализом.

Примечания

1. Бахтин М.М. Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Работы 1940-х — начала 1960-х годов. М., «Русские словари», 1997, с. 313.

2. Martinez de la Riva, R. Vicente Blasco Ibñez. Su vida. Su obra. Su muerte. Madrid, 1928. p. 28.

3. Ibid. p 29.

4. Бахтин М.М. Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Работы 1940-х — начала 1960-х годов. М., «Русские словари», 1997, с. 313.

5. Бахтин М.М. Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Работы 1940-х — начала 1960-х годов. М., «Русские словари», 1997, с. 311—314.

6. Там же. С. 312.

7. Там же. С. 313.

8. Там же. С. 314.

9. Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. М.—Л.: Гослитиздат. Ленинградское отделение, 1959. С. 199—201.