Е. Тарасова¹. «"Улисс" forever²»

В начале XX века ирландец Джеймс Джойс (1882—1941) еще не был широко известен, хотя к тому времени опубликовал и сборник стихов «Камерная музыка», и цикл новелл «Дублинцы», и роман «Портрет художника в юности». Но все изменилось в 1922 году, когда в Париже ограниченным тиражом вышел в свет новый роман ирландца — «Улисс». Он принес своему автору скандальную известность (дальнейшая публикация «порнографического» романа на долгие годы была запрещена во многих странах, в том числе, и в Ирландии) и всемирную славу. Возможно, даже литературное бессмертие. А ведь задумывал Джойс нечто совершенно иное и, вероятно, не столь сенсационное — небольшой рассказ об одном дне дублинского еврея Леопольда Блума (национальность была выбрана неслучайно — евреи в то время считались едва ли не иностранцами в католической Ирландии, и герой, согласно замыслу автора, находясь в самой гуще дублинской жизни, оставался сторонним наблюдателем). Под названием «День мистера Блума в Дублине» он должен был войти в уже упомянутый сборник «Дублинцы». Но вместо несостоявшегося рассказа один день мистера Блума («география» та же — Дублин), «блумсдэй»³, увековечил семисотстраничный труд.

Джойс пошел наперекор существовавшей веками традиции и сделал предметом изображения в романе не какой-то особенный день в жизни героев, а просто день, в течение которого почти ничего не происходит, один день жизни. «Джойсоведы» не без основания заявляют, что один день Леопольда Блума — это одновременно и один день мира, в котором аккумулирована вся история человечества, вся история литературы от Гомера до современности. И даже ее будущее, поскольку новаторство ирландского автора, примененная им техника «потока сознания» задали направление развитию изящной словесности на долгие годы — без «Улисса» немыслим не только европейский модернизм, но и куда более близкий нам хронологически постмодернизм.

Блумсдэй, временная координата которого обозначена автором очень четко: 16 июня 1904 года, довольно скоро после выхода романа покинул пределы текста и стал датой общемирового значения.

Отмечать 16 июня придумал сам Джойс (у него были причины не только литературного характера, но об этом ниже), ежегодно устраивавший в этот день торжественный обед. Несколько лет спустя, в середине 20-х, для того чтобы разнообразить традицию, друзья писателя изобрели развлечение — гулять 16 июня по Дублину, следуя путем Блума. Позже к ним стали присоединяться и читатели романа. Широкое празднование Блумсдэя началось в 50-х — в то время, когда «Улисс» еще был запрещен в Ирландии, — с курьезного инцидента. 16 июня 1954 года группа известных ирландских писателей отправилась было по привычному маршруту... Но сбилась с дороги — уж слишком много попалось на пути пабов. Пьяный дебош городских интеллектуалов не остался незамеченным простыми дублинцами, и в результате Блумсдэй, что называется, «пошел в народ». В 1960-м состоялось первое ирландское издание романа, и вскоре день 16 июня получил статус официального праздника. Появился и обычай — ни один Блумсдэй в Ирландии не обходится без жареной бараньей почки, которую в романе Леопольд готовит на завтрак, паломничества по блумовским местам в компании актеров, одетых в костюмы начала века, и публичных чтений романа — на улице, по радио или телевидению.

Празднование проходит, несмотря на протесты потомков Джойса, давно выступающих против подобных мероприятий (не всегда безуспешно: Стефену Джойсу, внуку писателя, удалось запретить несколько изданий книги и ряд театральных постановок), и других поклонников «Улисса», заявляющих, что Блумсдэй упрощает роман, сводит его к площадному действу, хороводу ряженых на потребу публике. В этом, юбилейном, году Блумсдэй отмечали с особым размахом — фестивалем под названием «РиДжойс Дублин-2004», в рамках которого состоялись около сотни акций. К тому же, в течение всего лета ирландские телевизионные каналы транслировали программы и фильмы о Джойсе и его творении. Правда, кульминацию торжеств перенесли на 14 июня, чтобы Блумсдэй, как и в романе, пришелся на будни. Поэтому неизменные завтраки с почкой были сервированы в Дублине на О’Коннел-стрит (для всех желающих и совершенно бесплатно) двумя днями раньше.

Юбилейные торжества прошли и в других странах (территория праздника давно уже не ограничивается одной лишь Ирландией) — «блумомания» с одобрения и при поддержке министерства культуры Ирландской Республики завоевала почти полмира. К «джойсофилам» официально присоединились Бразилия, Китай, Австралия, Египет и Россия. «У нас» сцены из «Улисса» читали по радио, в столичной ВГБИЛ (Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы) была устроена выставка, посвященная писателю, а в театре «Школа драматического искусства» подготовили грандиозный перформанс: в течение суток актеры играли и читали «Улисса» одновременно во всех помещениях театра.

То, что происходит сейчас с «Улиссом», довольно часто сопровождает бытование популярного произведения, благодаря стараниям читателей, тесно связывающего словесность и действительность. Вероятно, День Блума — единственный международный праздник, посвященный произведению искусства, но есть и другие примеры, демонстрирующие способность литературы вырываться из переплета. «Бедная Лиза» Карамзина (поклонники повести еще в конце XVIII столетия собирались у водоема, где по воле автора утопилась героиня); «Приключения Шерлока Холмса», обеспечившие Бейкер-стрит неиссякающим до сих пор потоком «паломников»; «Мастер и Маргарита», на весь мир прославившие район Москвы в окрестностях Патриарших прудов и сделавшие его постоянным местом встреч ценителей творчества М. Булгакова; «Властелин колец» Дж. Р.Р. Толкина, почитатели которого уже давно перенесли место действия волшебной трилогии в реальный мир и проч. И все же Блумсдэй — событие исключительное, поскольку речь идет о популяризации произведения, чьи отношения с читателем складываются сложно. Несмотря на сюжетную простоту, «Улисс» — трудный текст, наполненный бесконечными литературными, религиозными, историческими, мифологическими аллюзиями, что превращает его чтение в настоящий подвиг. И подвиг этот готов совершить далеко не каждый.

Первое полное отечественное издание «Улисса» состоялось в «Иностранной литературе» в 1989 году. Перевод стал плодом совместных трудов В. Хинкиса и С. Хоружего, значительно переработавшего имеющийся вариант и завершившего работу после смерти своего коллеги. Комментировала роман Е.Ю. Гениева. Публикацию первого «эпизода» (так сам автор обозначил то, что традиционно именуется частями) в январском номере предваряло вступительное слово академика Д.С. Лихачева, очень точно сформулировавшего суть отношений читателя с этим текстом: «Мне кажется, не следует себя обманывать и думать, что Джойс найдет себе массового читателя. Он не найдет себе такого массового читателя. Почему «Улисс» не может быть прочитан массовым читателем? Потому что не может быть и массового читателя, который бы мог подслушать наши мысли. Ведь мы все мыслим так, как пишет Джойс. Но при этом очень важно помнить, что это мысли, поток мыслей, поток сознания, свойственный высокоинтеллектуальному человеку. Не следует думать, что каждый из нас способен мыслить как Джойс, проза его потому и сложна, что это мысли, строй мыслей гениального человека».

Так как же, каким образом, благодаря чему, такая книга сумела преодолеть пределы довольно ограниченного литературного и окололитературного пространства и надежно закрепиться во внешней реальности? Не потому ли, например, что Джойс детально и подробно эту реальность описал? Писатель точно запечатлел на страницах «Улисса» едва ли не весь Дублин начала XX века и говорил, что, если город исчезнет с лица земли, его можно будет восстановить по книге. Интересный факт, свидетельствующий о «топографической дотошности» ирландца, приводит П. Вайль в книге «Гений места». Джойс создавал «Улисса» вдали от родины и прислал как-то из Триеста своей тетке открытку с вопросом: «Есть ли за сэндимаунтской церковью Звезды Морей деревья, видимые с берега?»⁴. Так важно ему было соблюсти точность в деталях! И благодарная реальность ответила взаимностью — сохранила «Улисса» даже для не слишком образованных потомков. Говорят, на улицах Дублина, в местах, описанных в романе, в дома и тротуары вделаны плиты с цитатами из книги. Волей-неволей прочитаешь. Но объясняет ли это и всемирную, внеирландскую увлеченность Блумсдэем?

Возможно, дело в другом. Дата «16 июня 1904» выбрана Джойсом неслучайно — считается, что таким образом он решил увековечить время своего первого свидания с Норой Барнакль, будущей миссис Джойс. И «Улисс», в первую очередь, — роман о любви, о жизни. Запечатлев один, ничем не замечательный день человеческого существования во всем его многообразии — от справления естественной нужды до философских размышлений, — Джойс как будто заключил в строки своего романа само бытие, бьющую ключом жизнь, так и норовящую вырваться и вырывающуюся из слишком узких для нее литературных рамок. И может быть, парадоксальный прорыв «Улисса» в мир — очередное доказательство тому, что реальность всегда могущественнее своего художественного отражения. Усложненная литературная форма не смогла скрыть истинного содержания романа и удержать заключенную в нем жизнь от слияния с вечным потоком бытия, частью которого она, несомненно, является.

Но есть и другой ответ. Вопреки логике, не терпящей замкнутых кругов в определениях, судьба «Улисса» сложилась так, потому что «Улисс» — это «Улисс». Гениальная книга, созданная, очевидно, гением. А ведь гений и его творение — всегда вне пространства, вне времени, вне контекста. Гениальность каким-то мистическим, не подвластным осознанию простых смертных образом в любые времена находит дорогу в мир, даже вопреки желанию последнего. Почему празднуют Блумсдэй? Потому что.

Комментарии

1. © Е. Тарасова, 2004.

2. Навсегда (англ.) (Здесь и далее — прим. автора).

3. «Блумсдэй» от англ. Bloom’sday — день Блума.

4. П. Вайль Гений места. — М.: Издательство Независимая Газета, 2001. С. 61.