Норе Барнакль

Дублин, 15 декабря 1909 г.

Нет письма! Теперь я уверен, что мою девочку задели мои грязные слова. Ты обижена, дорогая, тем, что я говорил о твоих панталонах? Это всё ерунда, любимая, я знаю, они чисты, как и твое сердце. Я знаю, что мог бы языком их вылизать: рюши, штанины и зад. Мне всего лишь нравится, на свой распутный манер, думать, что в одном известном местечке они слегка запачканы. И мои слова о том, как я отделал бы тебя в зад, дорогая, тоже сущая ерунда. Мне просто нравится, как непристойно звучит это слово, и сама мысль о том, что такая скромная, красивая, молодая девушка, как Нора, может задрать свои юбки сзади и показать свои сладкие белые девичьи панталоны, чтобы возбудить распутного малого, которого она так любит — и затем позволить ему воткнуть свой грязный красный раздувшийся кол через застежку панталон глубже, глубже, глубже в любимую дырочку меж ее пухлых свежих ягодиц.

Дорогая, я только что спустил в штаны, и я так выдохся, что не смогу сейчас дойти до почты, несмотря на то, что я должен отправить три письма.

В постель, в постель!

Спокойной ночи, моя Нора!

Джим