Ирландский контекст шекспировской темы в "Улиссе"

Использование Джойсом шекспировской темы в "Улиссе" невозможно рассмотреть всесторонне вне контекста обращения к роли Шекспира в ирландской литературе. Сам Джойс понимал, что участвует в этом контексте: в "Сцилле" он вкладывает в уста Эглинтона замечание о том, что "соотечественникам великого барда наверняка уже надоели наши замечательные теории Интересно, еще никто не догадался сделать из него ирландца?" (190). Как замечают редакторы сборника "Шекспир и Ирландия", "начиная с XVII в., шекспировское наследие играет значительную роль в ирландской истории, политике и культуре. Шекспир служил источником не только вдохновения, но и неприязни для последующих поколений ирландских писателей. Восхищаясь лирической красотой английского Возрождения, многие ирландские авторы одновременно испытывали чувство отторжения по отношению к утверждаемой Шекспиром культурной гегемонии Англии". Для ирландских писателей, получивших образование в конце XIX в., знакомство с Шекспиром происходило в принудительном порядке в школе. Так, У.Б. Иейтс без восторга вспоминал о своих школьных уроках литературы, на которых "по Шекспиру изучали грамматику". В "Портрете художника в юности" Стивен мысленно представляет своих одноклассников на одном из таких занятий по английской литературе, которое он сам прогуливает: "Не saw the heads of his classmates meekly bent as they wrote in their notebooks the points they were bidden to note, nominal definitions, essential definitions and examples or dates of birth or death, chief works, a favourable and unfavourable criticism side by side". С самого начала своей писательской карьеры Джойс рассматривал английскую литературу с общеевропейской точки зрения, поэтому вряд ли можно согласиться со следующим тезисом литературоведа, изображающего Джойса националистом по отношению к Шекспиру: "У Джойса как ирландского писателя были свои причины относиться с недоверием к Шекспиру как официальному воплощению английских культурных ценностей. В глазах Джойса Шекспир неизбежно ассоциировался со злом, причиненным Ирландии британскими культурными силами". С другой стороны, в восприятии Джойсом Шекспира силен элемент саморефлексии, сознательного преодоления границы между ирландской и английской культурами. Обостренный вариант данной саморефлексии Джойс описал в "Портрете", в мыслях Стивена об одном из его школьных преподавателей, англичанине-иезуите: "Не [Stephen] felt with a smart of dejection that the man to whom he was speaking was a countryman of Ben Jonson.... His language, so familiar and so foreign, will always be fore me an acquired speech. I have not made or accepted its words. My voice holds them as bay. My soul frets in the shadow of his language".

Работы о Шекспире ирландских литературоведов — Э. Даудена и Ф. Харриса — мы рассмотрели в Главе III. Ниже мы рассмотрим обращение к Шекспиру ирландских поэтов и драматургов — О. Уайльда, Б. Шоу и У.Б. Иейтса. К произведениям о Шекспире первых двух авторов имеются отсылки в "Улиссе"; обращение Йейтса к Шекспиру необходимо упомянуть в связи с Джойсом в качестве контраста, как пример того, как воспринимали английского Барда участники Ирландского литературного возрождения.

Ранние работы Джойса содержат следы влияния Уайльда. В "Герое Стивене" Стивен выступает против морализаторства в литературе, а также защищает представление о поэте как оппоненте общества и понимание красоты как сути искусства. Ректор колледжа называет Стивена эстетом и "парадоксалистом" ("а paradoxist"). В своих мыслях Стивен принимает уайльдовскую позу аристократа духа:

A certain extravagance began to tinge his life. He was aware that though he was nominally in amity with the order of society into which he had been born, he would not be able to continue so. The life of an errant seemed to him far less ignoble than the life of one who had accepted the tyranny of the mediocre because the cost of being exceptional was too high.

Отрывки, несущие печать эстетики Уайльда, опущены в "Портрете художника в юности", что свидетельствует об изменении отношения Джойса к Уайльду.

Несмотря на то, что к началу 1910-х гг. уайльдовская теория прекрасного стала чужда Джойсу, фигура Уайльда играет важную роль в "Улиссе". Джойс использует уайльдовские отсылки в образе Стивена для изображения своего бывшего alter ego в ироническом свете. В "Телемаке" Стивен в своей остроте о "треснувшем зеркале служанки" (11) цитирует уайльдовский диалог "Упадок искусства лжи" ("The Decay of Lying", 1889). Маллиган советует Стивену заработать на своей остроте, рассказав ее Хейнсу. В "Протее" Стивен с горечью осознает, что его творчество сводится к сочинению острот на забаву англичанина: "For Haines's chapbook" (25). Как отмечает Р. Браун, Стивен служит моде на все ирландское (в т.ч. ирландские фантазии о Шекспире), которая появилась в Англии в начале XX в. и которой следует Хейнс, ищущий на протяжении романа "Любовные песни Коннахта" Хайда (178).

Теория Стивена о Шекспире является ответом Джойса не только на трактовку Шекспира в трудах романтиков и основоположников психоанализа, но и на главный текст Уайльда о Шекспире, рассказ "Портрет мистера У.Х." ("The Portrait of Mr. W.H."), опубликованный впервые в Blackwood's Magazine в 1889 г. и дополненный Уайльдом в 1893 г.. "Портрет мистера У.Х." упоминает в "Сцилле" мистер Бест (Супер). Обсуждение героями рассказа Уайльда, в котором предлагается версия биографии Шекспира, явно служит Джойсу для установления параллели между теорией Стивена и легендой о Шекспире, представленной в "Портрете мистера У.Х.". Стивен осознает, что его слушатели воспринимают его рассуждения о Шекспире как "парадокс" (191), а его самого — как шутника, пародиста ("mocker"). Роль развлекателя публики унизительна для Стивена: в начале "Нестора" он размышляет о причинах, по которым ирландские "сочинители комедий" (С.С. Хоружий) выбрали роль шутов, на службе у английского зрителя.

Как замечает Р.Б. Кершнер, эффектность теории о Шекспире, излагаемой героем Уайльда, достигается благодаря драматичности сюжета рассказа. "Портрет мистера У.Х." начинается с того, что рассказчик, красивый молодой человек, обсуждает со своим другом Эрскином поддельный портрет юноши елизаветинской эпохи. Эрскин признается рассказчику, что портрет был сделан по заказу его друга, Сирила Грэма ("Кирилл Грэхем" в переводе А. Анненской), верившего, что адресатом шекспировских сонетов является юноша по имени Уильям Хьюз ("Вилли Хыос" в переводе А. Анненской), который якобы состоял в актерской труппе Шекспира. Когда Эрскин узнал о подделке и потерял веру в теорию своего друга, Сирил покончил с собой, принеся "свою жизнь в жертву тайне сонетов". В процессе разговора рассказчик обретает веру в теорию об Уильяме Хьюзе и призывает Эрскина проповедовать эту теорию миру: "Если вы не сделаете этого, это сделаю я. Скрывая ее, вы оскорбляете память Кирилла Грэхема, самого молодого и самого блестящего изо всех мучеников литературы". Рассказчик развивает теорию, добавляя в нее некоторые детали, и, наконец, излагает ее расширенный вариант в письме к Эрскину. Сюжет рассказа повторяется. Дописав письмо, рассказчик вдруг теряет веру в теорию, которую сам только что доказывал. Эрскин же, наоборот, вновь обретает веру в теорию об Уильяме Хьюзе и ссорится с рассказчиком. Два года спустя рассказчик получает письмо, в котором Эрскин заявляет, что совершит самоубийство в честь Уильяма Хьюза и в память о Сириле Грэме. Но самоубийство оказывается "подделкой": рассказчик узнает, что Эрскин умер от чахотки. Признание рассказчика возвращает читателя к началу рассказа: "Но иногда мне приходит в голову, что действительно можно многое сказать в пользу гипотезы и Вилли Хьюсе, как объекте сонетов Шекспира"

Незадолго до написания "Сциллы", Джойс проявил интерес к биографии Шекспира и даже разговаривал на данную тему с Карлом Бляйбтроем, автором книги, излагавшей теорию о герцоге Ратленде как авторе шекспировских пьес. Как и Уайльда, теории о Шекспире интересовали Джойса лишь как художественные средства, с помощью которых можно раскрыть внутренний мир героя или изложить концепцию искусства в рамках художественного текста. На сюжетном уровне, подобно тому, как герой Уайльда проецирует на биографию Шекспира свою гомосексуальность, Стивен приписывает Шекспиру свои психологические комплексы. На философском уровне, герои Уайльда и Джойса выражают с помощью рассуждений о Шекспире свое понимание искусства. В повести Уайльда говорится о том, что реально не то, что случилось на самом деле, а то, во что человек верит. Смысл теории Стивена сложнее определить, поскольку ирония Джойса по отношению к ней более откровенна, чем отношение Уайльда к теории Сирила Грэма. Очевидно, что в "Сцилле" Джойс заставляет Стивена придерживаться того же взгляда на английскую литературу, которого он придерживался в "Портрете", а именно взгляда на нее как на наследие, которое не является частью его национальной культуры. Но вместо бесперспективного отрицания важности Шекспира для ирландской культуры, Джойс делает миссией Стивена сочинение очередной версии жизни Барда. Как замечает Р. Браун, "Вместо участия в культурном обособлении от канона английской литературы, они [Джойс и Стивен] оба словно вписывают свои имена и точки зрения поверх данного канона".

Теория Стивена сходна с теорией героев Уайльда в том, что в них обеих присутствует игра между серьезным и комическим отношением к легенде. Они заставляют читателя задуматься о том, верят ли сами герои в их фантазии о Шекспире. Как и Уайльд, Джойс показывает бесплодность данного вопроса. Эрскин теряет веру в теорию об Уильяме Хьюзе; Стивен также отрицает свою веру в собственную теорию. Как отмечает Л. Дэнсон, "Портрет мистера У.Х." доказывает и, в то же время, отрицает излагаемую в нем теорию. Сходным образом Джойс в "Сцилле" изображает субъективность любых попыток найти объективное прочтение пьес и фактов жизни Шекспира.

Сочинение на тему шекспировской биографии имеется и в творческом наследии Бернарда Шоу. Рецензии Шоу на постановки Шекспира упоминает в "Сцилле" библиотекарь Листер:

And we ought to mention another Irish commentator, Mr George Bernard Shaw. Nor should we forget Mr Frank Harris. His articles on Shakespeare in the Saturday Review were surely brilliant. Oddly enough he too draws for us an unhappy relation with the dark lady of the sonnets. The favoured rival is William Herbert, earl of Pembroke. (188)

И мы непременно должны упомянуть еще одного комментатора-ирландца — Джорджа Бернарда Шоу. Нельзя здесь не вспомнить и Фрэнка Харриса: у него блестящие статьи о Шекспире в "Сатердей ривью". Любопытно, что и он также настаивает на этом неудачном романе со смуглой леди сонетов. Счастливый соперник — Вильям Херберт, граф Пембрук. (188)

Листер имеет в виду, что Ф. Харрис в своей книге Shakespeare and His Tragic Life-Story (1909) придерживается той же теории относительно биографического источника шекспировских сонетов, что и Шоу в своей пьесе "Смуглая леди сонетов" {The Dark Lady of the Sonnets, 1910). Интересно, что Джойс заставляет Листера намекнуть на тот малоизвестный в 1904 г. факт, что идеей любовного треугольника между Шекспиром, Мэри Фиттон и графом Пембруком Харрис обязан Шоу. В предисловии к "Смуглой леди сонетов" Шоу отмечает, что Харрис почерпнул данную идею из рецензии, которую Шоу написал в 1886 г. на книгу своего друга Томаса Тайлера (Thomas Tyler). В 1885 г. Томас Тайлер выпустил издание шекспировских сонетов по тексту кварто 1609 г., сопроводив его предисловием, в котором идентифицировал адресата сонетов с Уильямом Хербертом, графом Пембруком, а "смуглую леди" — с Мэри Фиттон. Сюжет пьесы Шоу, в которой описывается вымышленная встреча Шекспира с Елизаветой I, основан именно на теории Тайлера. Сам Шоу в данную теорию не верил: в предисловии к пьесе он признается, что взял за основу теорию Тайлера ради ее сценичности, а также для того, чтобы отдать дань памяти своего друга. Пьеса была задумана в рамках кампании за создание британского национального театра. Шоу написал к пьесе обширное предисловие, в котором изложил свои взгляды на работы о биографии Шекспира. Теорию Стивена о Шекспире можно рассматривать и как диалог Джойса с Шоу. Шоу отмечает, что верным способом сделать имя в английской литературной критике на протяжении нескольких веков являлось написание книги о Шекспире. Шоу осознавал не только прагматичность мотивов, стоящих за написанием шекспировских биографий, но и тщетность попыток определить, каким человеком Шекспир был "на самом деле". Несмотря на это, он посвящает значительную часть своего предисловия положительной оценке биографии Шекспира, написанной Харрисом. По мнению Шоу, главное достоинство книги Харриса — в том, что он не обожествляет Шекспира, а видит в нем простого смертного. Благодаря этому, замечает Шоу, Харрису удалось создать увлекательный и, одновременно, правдоподобный портрет Барда ("а credible... [and] interesting Shakespeare"). Данное наблюдение не могло не вызвать ироничной реакции Джойса, который в теории Стивена демонстрирует, в какой именно портрет Шекспира считают возможным поверить его современники. Ирония Джойса по поводу ирландских теорий о Шекспире не помешала ему оказать поддержку постановке "Смуглой леди сонетов" в Цюрихе в 1918 г. Джойс написал текст программы для представления пьесы английской труппой, созданной актером Клодом Сайксом при участии самого Джойса. Текст программы в краткой, ироничной форме пересказывает содержание пьесы Шоу. В частности, Джойс находит комичной концовку пьесы, когда Шекспир, "главный цареубийца среди драматургов" ("the most regicide of playwrights"), молит Бога хранить королеву.

Критические работы Шоу о Шекспире — пример того, как, по словам Г. Тэйлора, "впервые со времен Драйдена и Роу, тон в шекспировской критике вновь начали задавать ведущие драматурги. Вырабатывая новые театральные условности, Грэнвил-Баркер, Шоу и Элиот остро осознавали разницу между своей техникой и техникой Шекспира". Широко известно, что в своих рецензиях на шекспировские постановки, выходивших в The Saturday Review в 1895 — 1898 гг., Шоу критиковал Шекспира за "неестественность риторики" ("the false, forced rhetoric"), "зависимость от сценических условностей" ("Shakespear's stagestruckness") и "банальности" ("platitudes"):

The fact is, we are growing out of Shakespear.... [A]t the beginning of the twentieth [century], he is nothing but a household pet.... [W]e have nothing to hope from him and nothing to learn from him — not even how to write plays, though he does that so much better than most modern dramatists.

With the single exception of Homer, there is no eminent writer... whom I can despise so entirely as I despise Shakespear when I measure my mind against his.

Джойс осознавал, что вписывает Стивена в контекст традиции отрицательного отношения к Шекспиру среди ирландских критиков. Стивен в "Сцилле" определяет монолог Гамлета "Быть или не быть" как "ненатуральный, ненужный, недраматичный монолог" (178). Однако в данном случае Джойс отвечает не столько на ирландскую националистическую неприязнь к Шекспиру, сколько на противопоставление Шекспира "новой драме" — тему популярную на рубеже веков в англоязычной литературной критике. Шоу противопоставляет Шекспира Ибсену — позицию, которую сам Джойс отстаивал в своей статье "Драма и жизнь" 1900 г. Предпочтение Ибсену перед Шекспиром отдавал и влиятельный английский критик того времени Уильям Арчер, чей перевод собрания сочинений Ибсена вышел в 1906 — 1908 гг. Джойс процитировал перевод Арчера в своей статье "Ibsen's New Drama" (1900), и Арчер вскоре переслал Джойсу благодарственное письмо Ибсена, которому понравилась статья Джойса. Как отмечает Эллман, "до письма Ибсена Джойс был ирландцем; после него он стал европейцем".

В отличие от националистически настроенных ирландских критиков, которым было трудно совместить любовь к Шекспиру с ненавистью к английскому империализму, Джойс (в своих статьях 1900-х гг.) и Шоу критикуют Шекспира не за его национальность, а за его эстетику, которая, по их мнению, устарела. Шоу хвалит Ибсена за его талант в изображении "жизни городских окраин" ("suburban life"), которую он рассматривает как синоним "современной цивилизации" ("modern civilization"). По мнению Шоу, "пьесы Ибсена являются вершиной современной драмы". Аналогично, как отмечает А.П. Саруханян, "первоначальное отношение Джойса к Шекспиру в значительной степени проистекало из протеста против его культа. Ибсен же воспринимался в противоположении викторианскому Шекспиру". Джойс хвалит поздние пьесы Ибсена, в частности "Когда мы, мертвые, пробуждаемся" ("When We Dead Awaken", 1899), за изображение в них "обычных судеб во всей их бескомпромиссной правде" " ("the average lives in their uncompromising truth"). В своих первоначальных иконоборческих выпадах против Шекспира Джойс продолжает идею Шоу о том, что "бессмертный автор "Гамлета" был не человеком всех времен, а сыном своего века — века, при всей его мудрости и героичности, самого презренного в нашей истории". В отличие от модернистов, в частности Т.С. Элиота, который видел в поздних елизаветинцах "современников", Шоу уподобил современников Шекспира "куче мусора" ("а dust-heap"). Отношение Шоу к Шекспиру вернее всего можно определить, по выражению Д. Лиери, как любовь-ненависть ("Shaw's love/hate struggle with Shakespeare"). Главным предметом критики в рецензиях Шоу на шекспировские постановки является не сам Шекспир, а то, как его пьесы интерпретируются современными Шоу режиссерами и актерами. Шоу выступает против стараний художников-постановщиков делать декорации и костюмы к пьесам Шекспира максимально реалистичными. По мнению Шоу, правдоподобие декораций губительно для поэзии шекспировских пьес: "Вы отличнейшим образом обойдетесь без декораций в "Буре" или в "Сне в летнюю ночь", ибо самые лучшие декорации только разрушат иллюзию, созданную поэзией". Оценить Шекспира по достоинству в XX в. можно, по мнению Шоу, лишь рассмотрев его пьесы как музыкальные произведения: "Мы настолько опередили Шекспира в плане идей, что в настоящее время с трудом можно найти отрывок в его произведениях, которым восхищаются по какой-либо иной причине, кроме его прекрасного звучания". О роли Отелло Шоу писал: "Оцененная умом, она нелепа; оцененная ухом — совершенна". Однако Шоу не отрицал величия Шекспира: "Если место драматурга определяется звучностью стиха, образностью, умом, юмором, силой воображения, блеском языка, проницательным взглядом на причуды и странности человеческой природы, то Шекспир — король всех драматургов" Противопоставляя Шекспира "новой драме", Шоу и Джойс одновременно признавали его авторитет и осуждали авторов, писавших о Шекспире без достаточного почтения. Так, Джойс критиковал А. Кэннинга, написавшего книгу о Шекспире (A.S. Canning, Shakespeare Studied in Eight Plays, 1903), за неспособность увидеть психологическую многогранность шекспировских пьес.

Против реалистичных постановок Шекспира выступал и У.Б. Йейтс. Однако, в отличие от Шоу, Йейтс не воспринимал Шекспира как устаревшего драматурга. Йейтс интерпретировал шекспировские пьесы как поэтические драмы, которые изображают архетипы человеческого поведения. В статье о Шекспире из сборника "Ideas of Good and Evil" 1905 г., имевшегося в библиотеке Джойса, Йейтс писал: "В произведениях Шекспира, как и во всем искусстве старого мира, содержится много вымысла Это приближает нас к самим идеям-архетипам и отдаляет от природы, которая есть лишь отражение этих идей". Отношение Йейтса к Шекспиру представляет интерес в связи с шекспировской темой в "Улиссе" как пример отношения к английской литературе участника Ирландского литературного возрождения — движения, эстетику которого Джойс стремился преодолеть в своем творчестве.

Как отмечает Р. Десай, "отношение Иейтса к Шекспиру необходимо рассматривать в контексте англо-ирландских трений, пик которых пришелся на его время". Десай добавляет, что "Иейтс отчетливо сознавал, что его принадлежность к "неукротимому ирландскому народу" была фактором, во многом определившим его отношение к английской литературе". В предисловии к собранию своих сочинений Иейтс отмечал:

Никто не ненавидит, как мы, в ком вечно живо прошлое; бывают моменты, когда ненависть отравляет мою жизнь Тогда я напоминаю себе, что, хотя я первый по прямой линии своей семьи, кто женился на англичанке, все наши фамилии английские, и что я обязан душой Шекспиру, Спенсеру, Блейку, возможно Уильяму Моррису, а также английскому языку, на котором я мыслю, говорю и пишу, и что все, мне дорогое, пришло ко мне через этот язык. Тогда моя ненависть терзает меня любовью, а любовь — ненавистью.

Йейтсу удавалось совмещать национальное чувство неприязни к английской культуре с любовью к Шекспиру, поскольку, по наблюдению

Десая, "йейтсовское обвинение Англии всегда относилось лишь к постшекспировскому, индустриальному периоду ее истории". Как отмечает В.А. Ряполова, "заочный" спор Йейтса с Шекспиром "обнаруживает не только отталкивание, но и преемственность. Теоретически Йейтс до известной степени всегда "признавал" Шекспира, а как художник несомненно испытывал сильное воздействие шекспировского гения". Йейтс, как и Т.С. Элиот, считал Ренессанс эпохой, трагичной для искусства — временем распада "интеллектуально-чувственной цельности". Идеализируя время, предшествующее Ренессансу, Йейтс описывает его как эпоху, когда "людям нравилось быть членами общины и делиться своими идеями, а не мучиться над ними в одиночестве". Иейтс классифицировал поэтов на старых, творивших до Ренессанса, и новых и причислял Шекспира к первым, отказываясь признать шекспировское творчество плодом эпохи позднего Возрождения. В своем идеализированном видении Шекспира Йейтс отрицает не только его принадлежность к Ренессансу, но и укорененность его творчества в английской национальной культуре. В своем программном эссе "Кельтский элемент в литературе" ("The Celtic Element in Literature") из сборника "Ideas of Good and Evil" Йейтс заявляет, что везде, где Шекспир изображает величественных печальных героев ("august sorrowful persons") или фольклорных персонажей, он находится под кельтским влиянием ("а Celtic influence") Статья Йейтса является образцом той культурной ностальгии, против которой Джойс выступал в статье "Драма и жизнь". В своей лекции "Ирландия: остров святых и мудрецов", прочитанной им на итальянском языке в Триесте в 1907 г., Джойс скептически высказался о надежде ирландских патриотов на возрождение страны благодаря "кельтскому духу" ("l'anima celtica").

Полемичность интерпретации Шекспира Иейтсом отчасти связана с тем, что в своих высказываниях о Шекспире Иейтс спорил с интерпретацией Шекспира в трудах ведущего ирландского литературоведа того времени Э. Даудена. К 1904 г, моменту действия "Улисса", Дауден 37 лет находился на посту профессора английской литературы в дублинском колледже Тринити и был автором многочисленных научных работ, среди которых самыми влиятельными считались его биографии Шекспира (1875) и Шелли (1887). Как отмечает Шутт, Даудена отличала философская открытость и его дом был закрыт лишь для участников Ирландского литературного возрождения. Дауден обвинял участников Ирландского литературного возрождения в культурном провинциализме. Как указывает Э. Гибсон, высказывания Даудена о Шекспире носили политизированный характер. По мнению Даудена, труды Шекспира пронизывает чувство национальной гордости и дух английского протестантизма. В глазах Иейтса Дауден был олицетворением ирландского проанглийского научного истеблишмента. Отношение Иейтса к Даудену определило полемический тон его эссе "В Стратфорде-на-Эйвоне" ("At Stratford-on-Avon"). Готовясь к написанию эссе, Иейтс прочел и монографию Даудена о Шекспире, о которой заметил в своем письме: "Чем больше я читаю, тем хуже становится шекспировская критика. И Дауден — пик всего этого. Его критика — плод движения среднего класса, и я считаю ее своим закономерным противником". В своем эссе Иейтс отмечает, что именно Дауден впервые наградил Генриха V званием главного героя Шекспира, оценив всех остальных персонажей Шекспира с точки зрения их полезности для государства. В XIX в., отмечает Йейтс, "критика о Шекспире превратилась в пошлое прославление успеха". Позицию Даудена Иейтс объясняет его ирландским происхождением: "Он жил в Ирландии, где все пошло прахом, и часто размышлял о достоинствах характера, который, как ему казалось, стал залогом успеха Англии <...> Он <...> полагал, что Генрих V <...> был не только типичным англосаксом, но и образцом, подражать которому Шекспир призывал всю Англию". Однако, по мнению Йейтса, точка зрения Даудена глубоко ошибочна, поскольку, заявляет Йейтс, "Шекспиру интересы государства были глубоко безразличны". По мнению Йейтса, любимым героем Шекспира в "Ричарде II" является не Генрих Болингброк, а побежденный Ричард II. Йейтс называет шекспировского Ричарда II "не созревшим Гамлетом" ("that unripened Hamlet") и доказывает, что Шекспир всегда проявлял симпатию по отношению к мечтательным и безуспешным героям: "Он поистине видел в судьбе Ричарда II поражение, которое ожидает всех тех, кто, будь они святые или художники, не в состоянии дать ничего, кроме какой-либо созерцательной добродетели, когда от них требуют грубой энергии". Иными словами, по выражению Гибсона, Йейтс, говоря о Шекспире, "создает образ анемичного и политически бессильного поэта — образ, гармонирующий с эстетикой "Кельтских сумерек"". Как отмечает Д. Аллисон, "В "Ричарде II" Йейтса привлек образ свергнутого короля последних трех актов пьесы <...> У Ричарда первых двух актов, столь явно воплощающего английский империализм, не было шансов понравиться молодому поэту". В начале пьесы Ричард II призывает "войну с ирландцами вести./ Должны мы раздавить косматых кернов,/ Которые гнездятся, словно змеи,/ На острове, где гадов нет других" (пер. М. Донского). Ричард становится для Иейтса символом Ирландии: "Возможно, Йейтс восторгался и так страстно сочувствовал пораженному и свергнутому Ричарду, поскольку этот низложенный король, с его поэтическим и непрактичным характером, стал для него своеобразным символом Ирландии, мучимой на протяжении семи веков чередой Генрихов V".

Обращение Джойса и Йейтса к Шекспиру объединяет одно: они оба выступали против викторианских попыток создать образ респектабельного Шекспира, драматурга-патриота с биографией, понятной широкому читателю. В "Сцилле" Стивен с иронией думает о шекспировской биографии Даудена: "The people's William. For terms apply: E. Dowden, Highfield house" (196). Йейтсу было важно спорить с Дауденом, поскольку за их полемикой стоял вопрос о монополии на право толковать Шекспира в современной Ирландии, и Йейтс не хотел, чтобы это право принадлежало противнику Ирландского литературного возрождения: "Восстанавливая репутацию Ричарда, доказывая, что Шекспир был на стороне восхитительно красноречивого, свергнутого монарха, Йейтс заявлял, что Бард был на стороне сильной страсти и поэзии, а не на стороне целесообразности и высшего блага большинства".

Э. Гибсон видит во взглядах Даудена и Йейтса на Шекспира и вообще на национальный вопрос в искусстве воплощение именно тех двух опасностей, на которые намекает заглавие "Сцилла и Харибда". Гибсон доказывает, что высказывания Стивена о Шекспире близки, скорее, к политизированному прочтению Шекспира у Даудена, чем к позиции Йейтса. Наиболее "дауденовским" пассажем Гибсон считает отрывок "Сциллы", где Стивен представляет Шекспира английским дельцом, который "подал в суд на одного из своих собратьев-актеров за несколько мешков солода" (197). Фразу Стивена о том, что шекспировские хроники "плывут на гребне восторгов в духе Мафекинга" (197) ("His pageants, the histories, sail fullbellied on a tide of Mafeking enthusiasm", 196), Гибсон считает аллюзией на описание хроник в дауденовской биографии Шекспира. Одновременно, как Одиссей избежал обеих Сциллу и Харибду, так и Стивен дистанцирует себя от интерпретации Шекспира не только Йейтсом, но и Дауденом. Противопоставляя дауденовский образ деловитого Шекспира образу "неприспособленного мечтателя" из эссе о Шекспире Йейтса, Стивен одновременно пародирует его. Вместо величественного короля английской литературы, Шекспир в теории Стивена предстает в виде одураченного собственной женой драматурга, страдающего психологической патологией. Однако, как справедливо замечает Гибсон, "помимо "фенианского" свержения Шекспира, в "Сцилле" присутствует и поэтическое отождествление с ним, прославление красоты шекспировского языка, попытка подражать ему, игровое введение неошекспиризмов, использование Шекспира в противовес английской культуре и Ирландскому литературному возрождению".

Итак, обращение Джойса к Шекспиру имело точки соприкосновения с произведениями Уайльда и Шоу на тему шекспировской биографии. С Шоу Джойса объединяло и то, что в своих ранних статьях он отдавал предпочтение Ибсену перед шекспировскими пьесами. Казалось бы, много общего имеется между видением Шекспира в текстах Джойса и трактовкой Шекспира в работах Иейтса. Однако, несмотря на то, что Джойс, как и Иейтс, с иронией относился к интерпретации Шекспира Дауденом, другая крайность — идеализация Шекспира — была Джойсу не менее чужда. Из лекции Джойса об Ирландии видно, что Джойс со всей остротой осознавал ущерб, принесенный Англией Ирландии. Но "спасение" репутации Шекспира в глазах ирландских критиков путем поиска в его пьесах "кельтского элемента" Джойса не привлекало. В "Сцилле" Джойс дает уважительный портрет идейного противника Йейтса Джона Эглинтона (У.К. Маги), критиковавшего Йейтса и его единомышленников за национализм и отрицание английской культуры: "В целом, портрет Джона Эглинтона вполне правдоподобен <...> Он единственный, кто успевает за ритмом рассуждений Стивена". Рассуждения Йейтса о Шекспире наглядно продемонстрировали Джойсу несостоятельность литературных оценок с позиции национальной принадлежности.