Введение

Задача данной работы — рассмотреть роль шекспировских цитат и аллюзий в романе Джеймса Джойса "Улисс" (Ulysses, 1922) и проследить, на каких уровнях текста (сюжетном, языковом, смысловом) шекспировская тема присутствует в "Улиссе".

Шекспировский материал "Улисса" можно разделить на три группы. Первую составят шекспировские аллюзии, создающие в романе образную параллель Стивен-Гамлет. Больше всего таких аллюзий в первой главе романа, но присутствуют они и во всех остальных главах, где появляется Стивен: много гамлетовских отголосков в "Протее", а в предпоследнем эпизоде, "Итаке", перед Блумом и Стивеном встает с иронией сформулированная по-гамлетовски дилемма: "Входить или не входить" (573). Вторую группу составят отсылки к шекспировским биографиям и различным интерпретациям шекспировских произведений; эти аллюзии сосредоточены в 9-ой главе романа, в которой Стивен излагает свою версию биографии Шекспира. Третью группу можно обозначить как шекспировский пласт языка романа: сюда войдут все точные и неточные цитаты из произведений Шекспира и упоминания шекспировского имени, разбросанные по "Улиссу". Эта часть шекспировского материала стоит в ряду остальных аллюзий, наполняющих роман, прежде всего — отсылок к Гомеру и Библии. Шекспировский материал глубоко укоренен в языке "Улисса". Как замечает С.С. Хоружий, "в английском литературном языке

Шекспир — особая и необходимая часть речи, если выразиться по Бродскому; и в речи "Улисса" эта часть особенно велика".

Цель данной работы — проанализировать функции шекспировских цитат и аллюзий в "Улиссе" в трех контекстах: в контексте идейного поля романа; в контексте творческой эволюции Джойса; наконец, в интертексте модернизма. Если попытки описания функций шекспировского слова в "Улиссе" и были предприняты в литературоведении, то без учета данных контекстов, что порождало выводы, противоречившие либо тексту романа в целом, либо логике развития эстетических взглядов Джойса от "Дублинцев" и "Портрета художника в юности" к "Улиссу". Распространенным выводом о функции шекспировского слова в "Улиссе" как в зарубежном, так и в отечественном литературоведении является мнение, что шекспировские цитаты и аллюзии служат Джойсу для критики современной ему действительности, иными словами — что шекспировское слово в романе образует фон, на котором Джойс якобы выявляет деградацию современного человека. Данной точки зрения в западном литературоведении придерживается автор монографии о Шекспире в "Улиссе" У. Шутт. В настоящей работе предложено рассмотреть шекспировские параллели "Улисса" (Стивен-Гамлет; Блум-Шекспир) не как средства, которые служат Джойсу для показа деградации современного человека, но как средства обнажения в человеческой жизни "вечных" ситуаций, архетипов. В этом автор диссертации опирается на наблюдения, сделанные Е.М. Мелетинским. Е.М. Мелетинский видит в гомеровских параллелях "Улисса" ""решетку", условно приложенную к художественному материалу Джойсом, чтобы этот материал дополнительно структурировать, упорядочить". В настоящей работе данное определение применяется и к шекспировским параллелям, причем последние анализируются в их сочетании с остальными интертекстуальными параллелями, проводимыми Джойсом в "Улиссе". В частности, цепь Стивен-Гамлет-Телемак дополнена в настоящей работе еще одним звеном, Стивен-Вильгельм Мейстер, и это дополнение позволил сделать именно анализ шекспировского материала в "Улиссе".

Одной из основных целей работы является предельное внимание к тексту "Улисса" и основание всех выводов исключительно на текстологическом анализе романа. В связи с этой целью, некоторые разделы работы оформлены в виде непосредственного комментария к тексту "Улисса", что, впрочем, не мешает изложению промежуточных выводов о функциях шекспировского слова и в указанных разделах.

Одной из редких в мировом литературоведении попыток выявить функции шекспировского слова в "Улиссе" является вывод Э. Штейнберга о том, что цитаты и аллюзии в речи и сознании Стивена служат Джойсу средством обрисовки характера героя. Этот вывод верен, но лишь отчасти — опять же потому, что исследователь не исходит в нем из анализа романа в целом. Анализ шекспировских отсылок в "Улиссе" в контексте всего романа позволяет сделать вывод не только об их технико-содержательной функции (описание героев), но также об их идейно-символической роли. В частности, с помощью перекличек шекспировского материала в эпизодах романа, посвященных Стивену (эп. 1-3; 9), и эпизодах, отражающих поток сознания Блума (4-6; 10-11; 13), Джойс соединяет на смысловом уровне романа линии героев, практически не пересекающиеся на уровне сюжета.

Если в западном литературоведении использование Джойсом интерпретаций "Гамлета" в ранних трудах по психоанализу уже было кратко отмечено, то на явное пародирование Джойсом в эп. 9 "Улисса" трактовок шекспировских пьес романтиками ученые до сих пор не обращали внимания. Между тем, пародирование Джойсом романтической критики о Шекспире -один из существенных моментов в романе: оно имеет отношение к вопросу не только о стилевом многоголосии "Улисса", но и об эволюции отношения Джойса к протагонисту его первого романа, Стивену из "Портрета художника в юности". В данной работе предпринята попытка доказать, что "лекция" Стивена о Шекспире является ответом Джойса на разнообразные теории о Шекспире XIX-XX вв., в т.ч. статьи о Шекспире романтиков (Колридж, Хэзлитт) и ранних психоаналитиков (Фрейд, Джонс). Эти статьи имелись в библиотеке Джойса в Триесте.

В зарубежном литературоведении использование Джойсом шекспировских цитат и аллюзий редко рассматривается в контексте литературы модернизма вообще. Была сделана попытка рассмотреть шекспировскую "лекцию" Стивена в параллели с критическими статьями о Шекспире Т.С. Элиота ; рассматривались — опять же, вне модернистского контекста — шекспировские цитаты и аллюзии в романах Вирджинии Вулф. В настоящей работе проанализированы два плана модернистского контекста шекспировской темы в "Улиссе". Первый составляет общая цитатность, свойственная литературе модернизма: в работе анализируется различие функций шекспировских цитат в "Улиссе", романе Вулф "Комната Джейкоба" (Jacob's Room, 1922) и поэме Элиота "Бесплодная земля" (The Waste Land, 1922). Второй план — проявление особого интереса участников английского модернизма к Шекспиру и елизаветинской литературе в целом. В работе сделана попытка объяснить причину этого интереса.

В настоящей работе модернистский контекст шекспировской темы в "Улиссе" также дополнен контекстом, который составляет обращение к

Шекспиру современных Джойсу ирландских авторов — Б. Шоу, О. Уайльда и У.Б. Йейтса.

Наконец, в работе впервые проанализирована техника передачи шекспировских цитат и аллюзий "Улисса" в переводе романа С.С. Хоружего. Анализ цитат и аллюзий "Улисса" проводится на основе оригинального текста романа; параллельно приводятся соответствующие отрывки из перевода "Улисса" С.С. Хоружего.

Содержание работы

В Главе I настоящей работы дается обзор зарубежной и отечественной литературы по теме. В Главе II излагаются основные проблемы диссертации, в частности — проблема соотношения шекспировских параллелей с другими параллелями "Улисса" (мифологическими, литературными) и проблема метатекстуальности "Улисса", т.е. включение Джойсом в роман отсылок на тексты о текстах (критические работы о Шекспире романтиков и литературоведов XIX в.). В Главе II также разграничиваются термины "интертекстуальность", "цитата", "реминисценция" и "аллюзия" и обозначается проблема перевода цитат и аллюзий "Улисса". В последнем разделе Главы II обосновывается акцент диссертации на "шекспировских" эпизодах "Улисса" (эп. 1, 3, 9) и дается анализ шекспировских цитат и аллюзий в 1-ом и 3-ем эпизодах. Анализируется параллель Стивен-Гамлет и средства, с помощью которых Джойс ее создает. С помощью понятия "сюжет-ситуация" Л.E. Пинского разбирается гамлетовская "ситуация" Стивена. При анализе шекспировских цитат и аллюзий 1-го и 3-го эпизодов "Улисса" также рассматриваются остальные аллюзии, присутствующие в этих главах, в частности, отсылки к текстам О. Уайльда и Ф. Ницше.

Глава III посвящена шекспировским цитатам и аллюзиям в эп. 9 "Улисса". В ней анализируется шекспировская "лекция" Стивена и ее источники. Анализируются переклички эп. 9 с предыдущими главами "Улисса". Стилевая сторона "лекции" Стивена интерпретируется как пародия Джойса на стиль книг о Шекспире Георга Брандеса и Фрэнка Харриса. В главе также рассматриваются разрозненные цитаты и аллюзии на Шекспира в "Сцилле и Харибде" и проблема их комментария. Дается интерпретация перекличек шекспировских аллюзий в конце эпизода с заключительной главой "Портрета художника в юности". В разделе 3.5 шекспировская теория Стивена рассматривается как ответ Джойса на трактовку "Гамлета" в романтической критике и в трудах по психоанализу. В главе также суммируются некоторые функции шекспировских аллюзий в "Улиссе" и подводятся промежуточные итоги анализа шекспировской темы в романе.

Первый раздел Главы IV посвящен ирландскому контексту шекспировской темы в "Улиссе". Рассматриваются "Портрет мистера У.Х." {The Portrait of Mr. W.H., 1889) и De Profundis (1905) О. Уайльда, "Смуглая леди сонетов" {The Dark Lady of the Sonnets, 1910) и эссе о Шекспире 1890-х гг. Б. Шоу, а также статья У.Б. Йейтса "В Стратфорде-на-Эйвоне" (1901). Раздел 4.2 посвящен шекспировской теме в литературе англо-американского модернизма. Анализируются шекспировские цитаты и аллюзии в произведениях Литтона Стрейчи, Т.С. Элиота, Леонарда и Вирджинии Вулф. Обращение Джойса к Шекспиру в "Улиссе" также интерпретируется как пример присутствия элементов постмодернистской эстетики в романе.

В заключительном разделе диссертации излагаются выводы, которые анализ шекспировских аллюзий "Улисса" позволяет сделать относительно идейного поля романа, творческой эволюции Джойса, а также цитатности как одного из основных свойств литературы модернизма. Описываются перспективы решения основных проблем диссертации: анализ шекспировских цитат и аллюзий в остальных главах романа; рассмотрение шекспировских аллюзий в связи со всем спектром цитатности "Улисса", в частности, в контексте отсылок к Библии и музыкальным произведениям; рассмотрение шекспировской темы в других произведениях Джойса ("Портрет художника в юности", "Поминки по Финнегану").

Обзор зарубежной литературы по теме

Исследование шекспировской темы в "Улиссе" началось, как только "Улиссом" занялись литературоведы: объясняется это очевидностью присутствия данной темы в романе. Первой стадией изучения темы стало выявление шекспировских цитат и их атрибуция — работа, которая велась параллельно с выявлением учеными всех остальных аллюзий романа. В 1931 и 1949 гг. публикуются списки шекспировских аллюзий в "Улиссе" с указаниями их источников; первый — в журнале "Englische Studien", выходившем в Лейпциге, второй — в сборнике "Shakespeare Association Bulletin", издававшемся в Нью-Йорке Американской Шекспировской Ассоциацией. Первые комментаторы не классифицировали аллюзии на цитаты, неточные цитаты, отголоски и пр., поэтому, к примеру, автор списка 1949 г. был вынужден приводить целые отрывки из "Сциллы и Харибды", помечая их одним общим словом ("аллюзии") и не давая к ним источника. Кроме того, авторы указанных списков не ставили перед собой цели комментировать выявленные цитаты с точки зрения их смысловой роли в тексте.

Первые попытки анализа смысловой роли шекспировского материала в "Улиссе" были сделаны также достаточно рано, но без должной опоры на текст романа. При осмыслении шекспировской темы в "Улиссе" ранние джойсоведы сформулировали несколько основных идей. Идея первая: Стивен "Улисса" = Стивен "Портрета художника в юности" = Джойс. Эта идея влекла за собой вывод о том, что шекспировская теория Стивена отражает взгляды самого Джойса. Идея вторая: Стивен "Улисса" = Джойс, т.к. Маллиган в "Блуждающих скалах" говорит Хейнсу, что через 10 лет Стивен напишет роман. Точнее, Маллиган говорит, что Стивен напишет "что-нибудь" (240), но джойсоведы, отсчитав от времени действия "Улисса" (1904) десять лет и получив официальный год начала работы Джойса над романом, решили, что в уста Маллигана Джойс вложил намек на себя. По мнению ранних джойсоведов, преодолеть творческое бессилие Стивену помогает встреча с Блумом, человеком из толпы, коммивояжером, который в сознании Стивена в "Цирцее" ассоциируется с Шекспиром (459). Эта встреча, по мнению ранних джойсоведов, предвосхищена в "Сцилле", где Стивен, рассуждая о рогоносце Шекспире, неведомо для себя описывает ситуацию Блума.

Идея третья, связанная с идеей 2-ой: Стивен и Блум тяготеют друг к другу как сын в поисках отца и отец, ищущий сына. Эта идея возникла в результате проекции на образы Стивена и Блума отношений Телемака и Одиссея. Для анализа шекспировской темы данная идея имела большое значение. Ученые сразу заметили сходство Стивена с Гамлетом и идентифицировали Блума с Призраком, следуя теории Стивена о том, что Шекспир, чья биография в изложении Стивена имеет сходство с жизнью Блума, изобразил себя в роли Гамлета-отца. В результате параллель Стивен/Блум -

Телемак/Одиссей превратилась в триаду Стивен-Телемак-Гамлет versus Блум-Одиссей-Шекспир/Гамлет-старший. К выводу о том, что герои "тяготеют" к встрече друг с другом, ученые пришли без достаточных на то оснований. С. Гилберт, близкий друг Джойса, редактор французского перевода "Улисса", называет Стивена "сыном, стремящимся к воссоединению с отцом" ("the son striving to be atoned with the father") \ Здесь Гилберт цитирует "Улисса", и его цитата действительно относится к Гамлету, с которым Стивен отождествлен в 1-ой главе романа. Но главное здесь не просто цитата, а ее контекст: в "Телемаке" слова о "Сыне, стремящемся к воссоединению с Отцом" произносит Хейнс, вспомнивший "богословское истолкование" "Гамлета" (22). Стивен же в "Сцилле" ассоциирует себя не с сыном Гамлетом, а с творцом/отцом Шекспиром: "А я отец? А если бы был?" (200). Ученые же решили не замечать этой ассоциации, и встреча Блума и Стивена в "Цирцее" в их глазах обрела смысл встречи отца и сына. Дополнительное доказательство того, что Стивен в "Улиссе" находится в поисках отца, видели в его рассуждениях об отцовстве в "Сцилле", — рассуждениях настолько запутанных, что истолковать их можно практически как угодно. Примером высказываний ранних джойсоведов на тему "Джойс и Шекспир" может служить цитата из статьи 1952 г. "Гамлет Стивена Дедала":

Дневные странствования Одиссея-Шекспира-Блума, потерявшего своего единственного сына, и скитания Телемака-Гамлета-Стивена, ищущего отца, в итоге заканчиваются встречей их обоих, которая хотя и не обнаруживает единосущности двух героев, все же преображает самовлюбленного Стивена "Портрета" в замкнутого, но способного на симпатию Джойса, автора "Улисса" и "Поминок по Финнегану".

Отдельные фрагменты этого высказывания опираются на текст романа: Блум действительно потерял своего единственного сына Руди; Стивен и Блум в конце романа действительно встречаются. Однако сама интерпретация "Улисса" в данной статье не имеет оснований в тексте романа.

В 1957 г. вышла до сих пор единственная монография на тему "Шекспир в "Улиссе"" американского профессора У. Шутта. Открывает книгу следующее утверждение: прежде чем браться за тему "Джойс и Шекспир", каждый исследователь должен определиться с тем, какое значение он придает встрече в "Улиссе" Стивена и Блума. Хотя ученый оспаривает утверждение своих предшественников о том, что шекспировские параллели в романе призваны подчеркнуть отношения отца и сына, которые якобы имеются между Блумом и Стивеном, он со всей очевидностью находится под влиянием описанных выше идей ранних джойсоведов.

Шутт возражает известному американскому писателю и критику Э. Уилсону, утверждавшему, что встреча с Блумом дала Стивену возможность соприкоснуться с миром его рядовых, далеких от литературных штудий соотечественников, — с миром, знание которого необходимо для созревания подлинного художника. Шутт доказывает, что встреча с Блумом не имела никаких — тем более положительных — последствий для Стивена, судя по тому, что описана она шаблонным, "осоловелым" по выражению С.С. Хоружего, языком "Евмея". "Стивен не понимает и никогда не поймет Блумов этого мира", — добавляет исследователь. Почему же тогда Шутт, как и его предшественники, считает встречу Блума и Стивена важной в контексте романа вообще и темы "Джойс и Шекспир" в частности? Шутт объясняет свою позицию в заключительной главе книги, "Дублин, Шекспир и главная идея "Улисса"". Рассмотрим его линию рассуждений последовательно.

Во 2-ой главе своей книги Шутт дает подробный анализ первых эпизодов романа; на основании этого анализа он также приходит к выводу, что в "Улиссе" присутствует устойчивая ассоциация Стивен-Гамлет. Но далее, в главе, посвященной 9-му эпизоду романа, он замечает: "Даже после беглого прочтения "Сциллы и Харибды" становится понятно, что Стивен мысленно ассоциирует себя с Шекспиром". Шекспир, по мнению Шутта, интересует Стивена как творец персонажей, ставших бессмертными; как человек, сам мечтающий стать художником, Стивен чувствует, что именно в отношении Шекспира к своим созданиям кроется секрет успешного творчества. Ссылаясь на пассаж Стивена "Африканец Савеллий..." (200), Шутт утверждает, что главное для Стивена в текстах Шекспира — это имперсональная позиция автора, позволявшая Шекспиру ощущать себя "отцом всего своего рода". Стивен изображает Шекспира не эстетствующим художником, отделявшим жизнь от творчества: наоборот, согласно теории Стивена, личная жизнь драматурга прямым образом влияла на настроение его произведений. Великим Шекспира сделало то, что даже свою семейную драму он изобразил в своих текстах таким образом, что читатели не видят лица поэта как конкретного, бренного человека. Шекспир Стивена, подобно Богу, вне времени: как доказывает Шутт, именно поэтому, а не потому, что Стивен "ищет отца", глава полна богословскими аллюзиями на тему отцовства.

Джойс, по мнению Шутта, добивается того, чтобы с Шекспиром в сознании читателей ассоциировался и Блум; на это направлено и сходство семейных проблем Блума и "Шекспира" из лекции Стивена, и обилие шекспировских аллюзий, возникающих в сознании Блума неожиданно часто для человека с его практическим складом ума. Правда, оговаривается Шутт, почти все цитаты из Шекспира, которые вспоминает Блум, это цитаты избитые, но это, по мнению исследователя, не важно: главное, что ассоциация в сознании читателя установлена. В финальной главе Шутт излагает вывод о том, что Стивен и Блум воплощают собой два полюса жизни Дублина — полюс творчества, полюс "чистого искусства" и полюс прагматический, полюс предпринимательства и предприимчивости. "С обоими героями у Джойса ассоциируется образ, который Стивен зовет "Шекспиром" и в котором эти полюса сходятся". Теория Стивена, по мнению Шутта, призвана показать, что в условиях елизаветинской Англии, где были живы моральные ценности и еще

сохранялись между людьми плодотворные отношения, совмещение указанных полюсов дало миру великого драматурга и удачливого дельца. В условиях же дублинского мира "мертвых" (ср. название заключительного рассказа в "Дублинцах") встреча Блума и Стивена, т.е. символическое соединение двух полюсов, не дает ничего; вернее, в фантасмагории "Цирцеи" она порождает лицо Шекспира "с застывшими параличными чертами" (495), в "Евмее" — бессодержательный разговор героев, а в "Итаке" — их безмолвное, лишенное каких-либо эмоций расставание (606). Шутт приходит к выводу, что целью Джойса в "Улиссе" было показать, что в современном мире, моделью которого служит Дублин в романе, нет условий для развития полноценной творческой личности. По мнению Шутта, исторический Шекспир, цитаты из пьес которого наполняют роман, нужен Джойсу как контраст, обличающий безжизненную современность. Действительно, Стивен, не сочинивший ничего более оригинального, чем вымышленная биография великого человека, в которую он сам не верит, также далек от Шекспира, как далек от Шекспира Блум, рекламный агент, прячущий у себя в комнате порнографические открытки (623). Однако размышления над вопросом, близки или далеки герои романа от исторического Шекспира, не имеют отношения к анализу темы "Джойс и Шекспир", поскольку не могут быть подтверждены текстом.

В целом книга Шутта обладает многими достоинствами и остается незаменимой отправной точкой для всех исследователей, касающихся темы "Джойс и Шекспир". Перечислим ряд ценных наблюдений автора, задействованных в настоящей работе. При чтении "Улисса" важно помнить, что главы романа не изолированы друг от друга: в них описаны события одного дня, и процессы в сознании героев романа изображены в них с предельной реалистичностью, т.е. то, о чем герой думал утром, вполне логично всплывает в его сознании вечером. Так, Шутт отмечает важность появления шекспировской темы в "Телемаке": события утра задают направление мыслей Стивена на целый день. Еще один пример тесной связи между главами — переклички "Сциллы и Харибды" с "Эолом": 9-ая глава "Улисса" в сюжетной линии Стивена хронологически продолжает 7-ую. В "Эоле", действие которого происходит в газетной редакции, Стивен слышит несколько реплик, которые впоследствии использует в своей лекции о Шекспире, в частности, рассказ об "Антисфене, ученике софиста Горгия" (см. 142 и 193).

Книга Шутта снабжена статистическими таблицами, показывающими, кто из героев "Улисса" — и как часто — цитирует пьесы Шекспира. Сам ученый никак эти таблицы не комментирует. Тем не менее, данные этих таблиц говорят сами за себя. Из них видно, что наиболее часто цитируемая шекспировская пьеса в "Улиссе" — "Гамлет" (около 90 цитат), в то время как к следующей за ней по частоте цитирования "Двенадцатой ночи" в "Улиссе" всего 10 отсылок. Шутт также демонстрирует, что не только Стивен и Блум, но и многие другие персонажи "Улисса" цитируют Шекспира, включая даже такую далекую от литературы девушку, как Герти Макдауэлл (ср., к примеру, цитату из "Гамлета" в "Навсикае", 350). Последнее обстоятельство доказывает, что Шекспир присутствует в "Улиссе" как "часть речи".

На книгу Шутта, ни разу еще не переиздававшуюся, ссылаются все последующие исследователи "Улисса", когда речь заходит о шекспировских аллюзиях в романе. Так, в 1968 г. вышел в свет построчный комментарий к "Улиссу" У. Торитона; главным источником своего комментария к "Сцилле и Харибде" Торнтон называет книгу Шутта. Труд Торнтона не является специальным исследованием темы "Джойс и Шекспир", но как обстоятельный комментарий к "Улиссу" он активно задействован в настоящей работе. Поскольку комментарий Торнтона построчный, шекспировские аллюзии рассмотрены в нем в соседстве с остальными аллюзиями "Улисса", представляя интертекстуальность романа во всем ее многообразии. К примеру, из комментария Торнтона видно, как отсылки к Шекспиру в "Сцилле" взаимодействуют с аллюзиями на произведения поэтов и писателей Ирландского возрождения и труды Герметического общества, обнаруживая яркий контраст между мировым гением и национально ограниченными течениями литературы и философии.

Недостаток комментария Торнтона в контексте темы "Джойс и Шекспир" заключается в том, что ученый, желая раскрыть, к примеру, ту или иную аллюзию на биографию Шекспира в "Улиссе", ссылается нередко на документы, собранные в издании материалов к биографии Шекспира, вышедшем в 1930 г., а именно в двухтомнике "Уильям Шекспир: Исследование фактов и проблем" под редакцией Э.К. Чеймберса. Сборник Чеймберса до сих пор остается уникальным собранием источников по шекспировской биографии (в 1988 г. он был переиздан), однако указания на то, что в нем содержится тот или иной текст о Шекспире, на который ссылается в своей лекции Стивен, лишь препятствуют адекватному анализу темы "Джойс и Шекспир". Для исследователей этой темы важно знать те издания Шекспира и о Шекспире, которые могли быть доступны для Джойса к моменту начала работы над "Улиссом", а не те, что вышли уже после окончания его работы над романом. В настоящей работе учтены именно первые издания. К примеру, читателю "Улисса" совсем не обязательно знать, что у Чеймберса приведена ранняя биография Шекспира, написанная драматургом и издателем шекспировских пьес Николасом Роу (Rowe) (именно Роу принадлежит апокрифическая версия об исполнении Шекспиром роли Призрака в "Гамлете"). Гораздо важнее знать о том, что полную версию очерка Роу Джойс мог найти лишь в издании 1903 г. "Эссе о Шекспире 18 столетия". Исследование тех изданий пьес Шекспира и статей о его творчестве, которые появились в начале XX в., необходимо в контексте темы "Джойс и Шекспир" потому, что оно показывает, какой богатый исторический фон у шекспировского вопроса в "Улиссе". С открытием

Нового Шекспировского общества в 1874 г., шекспироведение к концу XIX в. приобретает особую популярность ; на рубеже веков происходит его настоящий расцвет, кульминацией которого стало отмечание в 1916 г. 300-летней годовщины смерти Шекспира.

В 1959 г. появилась первая версия биографии Джойса Р. Эллмана, считающейся на данный момент самой авторитетной. Она извлекла на свет многие факты соприкосновения Джойса с шекспировским материалом, к примеру, чтение Джойсом публичных лекций о Шекспире в Триесте в 1912 г. и просмотр им представления шекспировской комедии "Троил и Крессида" в 1916 г. в Цюрихе. Упоминание Эллманом этих фактов послужило отправной точкой для статей других исследователей. Так, известный современный джойсовед Р. Браун, обратив внимание на факт посещения Джойсом представления "Троила и Крессиды", в 1999 г. опубликовал статью, доказывающую, что манера изображения Шекспиром греков в "Троиле и Крессиде" могла повлиять на обращение Джойса с "Одиссеей" и формирование образа Блума в "Улиссе".

В 1966 г. вышел еще один труд об "Улиссе", считающийся сейчас классическим, а именно — известная "Bloomsday Book" Г. Блэмаеза, подробный пересказ "Улисса" по главам, своего рода перевод потока сознания и отрывистых реплик героев романа в связный, "традиционный" текст. Автор попутно проясняет ряд аллюзий, в т.ч. шекспировских, но не дает ни одной академической сноски. Блэмаез не комментирует роль шекспировского материала в "Улиссе" прямым образом, однако по его отрывочным замечаниям можно понять его понимание шекспировской теории Стивена. Так, по поводу фразы Стивена в "Сцилле" о сыне Шекспира Гамнете ("Он обращается к сыну, сыну души своей...", 181) Блэмаез замечает: "Гамнет умер в 1596 г. в возрасте 11-ти с половиной лет. Сын Блума Руди появляется в 15-ой главе в образе "волшебного мальчика лет одиннадцати" [(519) — Д.П.]. Это был бы возраст Руди, доживи он до года действия романа". Далее, по поводу реплики Стивена "Так в призраке неупокоившегося отца вновь оживает образ почившего сына" (186), где Стивен имеет в виду Шекспира в роли Призрака и его сына, якобы воскрешенного поэтом в роли Гамлета, Блэмаез просит читателей заметить, что Руди есть не кто иной, как "почивший сын", который в "Цирцее" оживает в сознании своего "неупокоившегося отца", Блума. Таким образом, Блэмаез проводит параллель между Шекспиром из теории Стивена и Блумом. Этой параллелью, по его мнению, Джойс хотел показать следующее: как душу Шекспира мы узнаем через образ Гамлета, т.е. через портрет его "почившего" сына, так и душу Блума как заботливого и добросердечного человека мы узнаем через его отеческую заботу о Стивене и его размышлениях о Руди. Замечая, что "Шекспир" "Сциллы" носит в себе черты как Гамлета-старшего, так и Гамлета-младшего, Блэмаез приходит к заключению, что теорией Стивена Джойс намекал на то, что он изобразил себя как в образе Стивена, так и в образе Блума. Своей необоснованностью выводы Блэмаеза напоминают ранние интерпретации "Улисса".

В 1970 г. вышла книга исследователя, взгляд которого на параллели Блум-Шекспир, Стивен-Шекспир и Стивен-Гамлет близок к позиции, заявленной в данной работе. Д. Хейман отмечает, что помимо этих параллелей Джойс проводит в своем романе множество других, в частности для Блума — параллели с пророком Илией и ветхозаветным Иеговой. Но все эти параллели абсурдны и гротескны, в отличие от шекспировских и гомеровских аналогий. Да, говорит Хейман, последние ироничны: что, как не ирония, — уподоблять рекламного агента Блума Шекспиру. Но одновременно в шекспировских и гомеровских параллелях романа есть доля серьезности. Их главная функция, по мнению Хеймана, проявляется в сюжетном плане "Улисса": через аналогии, подобные параллелям Стивен-Гамлет и Блум-Шекспир, герои романа об одном дне из жизни Дублина "совершают не один, а множество поступков, проживают несколько жизней предстают в сознании читателя в героическом или даже божественном облике". Продолжая мысль Хеймана, добавим, что через такие параллели обыденная жизнь в романе приобретает вневременные качества, которые необходимы для ее эстетического перерождения на страницах художественной литературы.

В 1975 г. У. Квиллиан опубликовал материалы Джойса к его триестским лекциям о Шекспире (сами лекции не сохранились). Упоминание об этих лекциях присутствует в автобиографическом отрывке "Джакомо Джойс":

Я растолковываю Шекспира понятливому Триесту: Гамлет, вещаю я, который изысканно вежлив со знатными и простолюдинами, груб только с Полонием. Разуверившийся идеалист, он, возможно, видит в родителях своей возлюбленной лишь жалкую попытку природы воспроизвести ее образ. <...> Неужели не замечали?

Первая группа записей Джойса к лекциям очерчивает в хронологическом порядке деятельность Шекспира до 1606 г. (года написания "Макбета"); основным источником этих записей послужила шекспировская биография Сидни Ли (Lee). Вторая группа записей — цитаты, освещающие повседневную жизнь в елизаветинской Англии. Первым среди записей второй группы стоит апокрифический рассказ брата Шекспира о том, как он видел выступление поэта в роли Адама из "Как вам это понравится"; Джойс включил этот рассказ в лекцию Стивена (201). Отрывки из произведений елизаветинцев, дающие представление о жизни Лондона того времени, одежде, нравах и увлечениях елизаветинского общества, Джойс заимствовал в основном из сборника "Жизнь в шекспировской Англии" под редакцией Д. Уилсона. Публикация Квиллиана опровергла идею о том, что образы "реального" Шекспира и "реальной" елизаветинской Англии Джойс мыслил в качестве контраста, обличающего современное ему общество. Как следует из отрывков елизаветинских и якобинских текстов, выписанных Джойсом, в Лондоне времен Шекспира пили, дрались, чревоугодничали и посещали публичные дома не реже, чем это делают герои "Улисса".

В 1977 г. вышла еще одна книга Р. Эллмана, на этот раз посвященная в основном анализу "Улисса". Вторую главу в ней Эллман посвятил роли шекспировского материала в творчестве Джойса. Данная книга Эллмана является примером того, как джойсоведение постепенно отходило от обобщающих, но чисто субъективных выводов о значении шекспировского материала в "Улиссе" и сосредотачивалось на конкретных примерах вплетения Джойсом Шекспира в ткань романа. Эллман отмечает, в частности, что "Вильгельм Мейстер" Гете мог продемонстрировать Джойсу, как много способны привнести в текст отсылки к "Гамлету" и обсуждение героями шекспировской пьесы. Он также показывает, что раскрытие Стивеном темы отцовства в "Гамлете" необходимо рассматривать в контексте теорий психоанализа, стремительно набиравшего популярность в годы написания "Улисса". Наконец, Эллман делает поистине бесценное наблюдение о том, что стиль лекции Стивена о Шекспире в некоторых местах почти дословно повторяет книгу, находившуюся в джойсовской библиотеке в Триесте, а именно "Один день с Уильямом Шекспиром" Морис Клэр (псевдоним писательницы Мэй Байрон). Мало того, что эта книга очевидным образом вдохновила Джойса на наполнение лекции Стивена "местным колоритом" (180): "один день" из жизни Шекспира в изложении М. Клэр удивительным образом оказывается похож на день мистера Блума. Эллман не делает никаких выводов из сходства "популярного" Шекспира с "Шекспиром" Стивена. Попытка объяснить данное сходство предпринята в настоящей работе.

В 1986 г. вышел в свет каталог библиотеки Джойса в Триесте. Исследователи темы "Джойс и Шекспир" не обязаны, конечно, принимать во внимание лишь те книги, которые сохранились в этой библиотеке, а остальные игнорировать как не известные Джойсу: Джойс часто переезжал, во время переездов книги терялись, многие книги он раздаривал, а многие, наоборот, брал взаймы у знакомых. Однако присутствие того или иного издания Шекспира или о Шекспире в триестском каталоге служит неоспоримым и ценным доказательством знакомства с ним Джойса. Так, согласно этому каталогу, Джойс был знаком с книгой о Пенелопе Рич (об этой героине сонетов Филипа Сидни Стивен вспоминает в "Эоле", 142 и говорит в "Сцилле", 194), вышедшей в Лондоне в 1911 г., а также не понаслышке знал о спорах про "Ратлендбэконсаутхемптоншекспира" (200): в его библиотеке имелось две книги о шекспировском вопросе, одна — немецкого сторонника версии об авторстве Ратленда и Саутгемптона, другая — английский опус о том, будто бы пьесы Шекспира написал Фрэнсис Бэкон.

В 1987 г. вышел еще один труд об "Улиссе", считающийся сейчас классическим, "Читая "Улисса" Джойса" Д. Шварца. Глава 6 этой книги названа "Концепция эстетического отцовства в "Сцилле и Харибде""; она словно возвращает нас к путанице ранних интерпретаций шекспировского материала в "Улиссе". Автор, впрочем, не скрывает, что более поздних трудов о шекспировской теме у Джойса он не учитывал: в библиографии к его книге обозначены труды критиков Джойса 1930 — 1940-х гг., но отсутствует ссылка на книгу Шутта, который в своей работе опирался, по крайней мере, на текст романа и факты биографии Джойса. Не удивительно поэтому, что в книге Шварца мы находим следующий пассаж: "В "Улиссе" Джойс стремится — как, по его мнению, стремился делать Шекспир, — воссоздать в своих текстах собственную жизнь и стать Творцом самого себя. Джойс видит себя в роли почтительного духовного сына Шекспира, которому — как Гению английской литературы, Богу-Отцу — Джойс преданно служит в романе, снова и снова возвращая внимание читателей к гению своего отца в искусстве". Иными словами, по мнению Шварца, в теории Стивена Джойс описал собственное, "сыновнее" отношение к Шекспиру: перед нами все та же необоснованная идея о том, что Стивен "Улисса" = Джойс. Остается лишь недоумевать, почему исследователи не замечают в теории Стивена о Шекспире-Сам-Себе-Отце очевидной иронии Джойса над измышлениями своего героя.

Стивен в "Сцилле" цитирует реплику Призрака "Я дух твоего родного отца" (181); эту же реплику вспоминает Блум в "Лестригонах" (146). Данное совпадение служит Шварцу основанием для вывода о том, что в "Улиссе" Джойс побуждает нас думать о "возможных, суррогатных отцах Стивена" ("Stephen's putative surrogate fathers") — Блуме и Шекспире — "как о взаимозаменяемых". Никаких других, более веских подтверждений из текста Шварц для своего вывода не приводит, что неудивительно, поскольку текст, как показал еще Шутт, подтверждает обратное: никакого отца Стивен не ищет, а, наоборот, в "Сцилле" примеривает на себя роль отца, творца, художника.

Дальнейшие рассуждения Шварца можно описать словом, прилагаемым Стивеном к заседаниям Теософского общества, — "йогобогомуть" (184), и это печально, поскольку книга Шварца переиздается; при этом, критики называют ее идеальным подспорьем для тех, кто читает "Улисса" впервые.

С 1996 по 2003 гг. ежегодно переиздавалась "Bloomsday Book" Блэмаеза. Современную ситуацию с трудами по теме "Джойс и Шекспир" вообще можно описать как переиздание ранее выходивших монографий. Но если в случае с биографией Джойса Эллмана и книгой Торнтона, переизданной в 1982 г., это является позитивным явлением, то в случае с забвением книги Шутта и переизданием таких книг, как монографии Блэмаеза и Шварца, в данной ситуации мало положительного.

Особое место в трудах о Джойсе последних лет занимает монография Э. Гибсона "Месть Джойса: История, политика и эстетические идеи в "Улиссе". Она содержит свежее прочтение шекспировской темы в "Улиссе", благодаря полемической позиции, занятой Гибсоном по отношению к предшествующим ему интерпретациям ирландского национального вопроса в текстах Джойса. Как отмечает Гибсон, превалирующим видением Джойса к началу XXI в. стало понимание его как писателя, максимально дистанцирующего себя от ирландского и британского национализма и творящего в рамках континентальной, панъевропейской литературной традиции. Ссылаясь на сохранившиеся свидетельства друзей Джойса, а также на критические труды писателя, Гибсон доказывает, что творчество Джойса основано на его антагонизме по отношению к Англии и английской культуре. Критическое отношение Джойса к английской цивилизации было обострено, по мнению Гибсона, тем, что творчество Джойса пришлось на время роста английского политического и культурного национализма. Главной идеей Гибсона является то, что в "Улиссе" Джойс "стремится освободиться от власти колонизатора и его культуры":

В первых трех главах "Улисса" через образ Стивена Джойс делает главной темой сопротивление английскому присутствию в Ирландии.

...

Стивен противостоит английскому покровительству, лести, влияниям и советам.

Однако, по мнению Гибсона, Стивен оказывается слабым оружием против английской колонизаторской идеологии, поскольку, в силу своего ирландского происхождения и католического воспитания, он не способен занять позицию объективного наблюдателя. Незаинтересованным наблюдателем является в "Улиссе" Блум, который, с точки зрения Гибсона, свободен от национальных предрассудков благодаря своему маргинальному положению крещеного еврея в католическом Дублине.

Работа Гибсона ценна тем, что отношение Джойса к английской культуре проанализировано в ней во всей его неоднозначности. Возмущение Джойса по поводу роста английского национализма между 1880 и 1920 гг. уравновешивалось его не менее сильной антипатией к Ирландскому культурному возрождению, а также тем, что он находился в несомненном долгу перед классиками английской литературы. Гибсон доказывает, что на шекспировскую лекцию Стивена повлияли два политизированных прочтения Шекспира, распространенные в Ирландии в начале XX в.: с позиции английского национализма и с позиции возрождения древнеирландского, кельтского духа. Аргументы Гибсона по этому поводу рассмотрены в разделе 4.1. об ирландском контексте "Улисса".

Отдельный раздел исследований темы "Джойс и Шекспир" составляют высказывания на эту тему в трудах о Шекспире в XX в. В них тема шекспировского материала в "Улиссе" предстает в контексте присутствия шекспировского наследия в литературе и литературоведении начала прошлого столетия. Не всегда акцент здесь перемещен с Джойса на Шекспира, но иногда это случается. Так, "Путеводитель по Шекспиру", выпущенный Кэмбриджским университетом в 2001 г., содержит утверждение о том, что без биографии Шекспира Э. Даудена глава "Улисса" об обсуждении "Гамлета" вообще не была бы написана.

В 1996 г. состоялся Всемирный конгресс шекспироведов. В сборнике, изданном по материалам этого конгресса, содержится статья о Джойсе и Шекспире, которая повторяет некоторые выделенные нами идеи раннего джойсоведения, но содержит и несколько новых наблюдений. Автор статьи, К. Райхерт, поддерживает традицию отождествления Джойса со Стивеном, читающим лекцию о Шекспире. "Теория Стивена о Шекспире — это завуалированное описание творческого процесса самого Джойса", — пишет Райхерт, намекая на то, что Джойс, как и Шекспир в теории Стивена, пишет в максимально объективной манере, и что Джойс, как Бог в трактовке Стивена, внеположен своему творению. Несостоятельность данной точки зрения доказывается уже тем, что Райхерт противоречит сам себе. Далее в статье он заявляет, что, судя по письмам к жене, которые Джойс написал в 1909 г., готовя свои лекции о Шекспире, автор "Улисса" был сам одержим подозрениями в измене и с Шекспиром Стивена идентифицировал самого себя. Заканчивает статью обобщение, часто встречающееся в трудах по теме "Джойс и Шекспир". Влияние Шекспира на Джойса Райхерт усматривает в том, что Джойс якобы подражает в своих текстах "технике" Шекспира:

Сложные шекспировские метафоры, полет мысли в различных направлениях, сталкивание разнородных элементов, всегда контролируемое звуком и ритмом, — все это могло подсказать Джойсу идею внутреннего монолога. Вспомним также свойственное манере лишь этих двух авторов смешение стилей, соседство высокого и низкого, богатство идиом, заимствованных из различных диалектов, наконец, их каскады каламбуров. Самое же главное сходство, вероятно, заключается в настойчивости, с которой оба автора требуют активного соучастия читателей или зрителей.

Райхерт не только делает ошибку, говоря о заимствовании Джойсом идеи внутреннего монолога у Шекспира. Джойс, во-первых, мог наблюдать эту технику в романах своей современницы Дороти Ричардсон, а во-вторых, согласно его собственному признанию, решающее влияние в этом аспекте на него оказала проза Эдуарда Дюжардена, а точнее — книга "Лавры срезаны" (Edouard Dujardin, Les Lauriers sont coupes, 1888), с которой Джойс познакомился в 1903 г.. Более того, перечисленные Райхертом черты, якобы свойственные исключительно текстам Шекспира и Джойса, присущи текстам многих великих писателей.

Общие выводы всегда тяготеют к неубедительности; в случае со статьей Райхерта снова оказываются ценнее частные наблюдения. Одно из наблюдений касается фарса "Розенкранц и Гильденстерн" (1891) Уильяма Швенка Гилберта, работавшего в соавторстве с композитором Артуром Салливаном. Джойсу был известен этот фарс: отрывок из него присутствует в записях к его лекциям в Триесте. В этом отрывке Офелия жалуется Гильденстерну на изменчивость облика и манер Гамлета:

Гильденстерн:
И как он теперь выглядит?

Офелия:
Меняется с каждым новым временем года.
Он то вырастает, то уменьшается,
Сегодня натуральный брюнет, а завтра — в парике цвета льна,
То говорит с английским акцентом, то с французским,
А то вообще называет всех по-мужицки "братками".
Временами он американец, временами — еврей,
Но ни разу — слышите, ни разу! — не проявилось в нем ничего датского!
И что еще подозрительно — ладно там его речь, — но одевается он,
Хотя живем мы в Дании anno domini, год одна тысяча шестьдесят второй,
Одевается он как английский король Яков Первый!

Гильденстерн:
О, да он точно сошел с ума!

Офелия:
Ну, по этому вопросу мнения снова разделились.
Одни считают, что он самый разумный из всех разумных людей,
Вторые — что он на самом деле нормальный и только притворяется безумным,
Третьи — что он на самом деле безумен и только притворяется нормальным,
Одни говорят, что он сойдет с ума, другие — что он когда-то сошел с ума, а кто-то
Даже пытается доказать, что он не мог не сойти с ума.
В целом (насколько я могу подвести всему этому итог)
Самая популярная версия такова:
Гамлет по-идиотски разумен c периодическими просветами в сумасшествие.

Очевидно, что Офелия пересказывает здесь почти трехвековую историю критики о "Гамлете", накопившуюся к концу XIX в. Фарс Гилберта, как замечает Райхерт, мог навести Джойса на мысль оформить лекцию Стивена о Шекспире в виде фарса на тему шекспироведения.

Монография Г. Тэйлора "Переизобретая Шекспира", представляющая собой историю шекспировского наследия от XVI до конца XX вв., также освещает контекст использования шекспировского материала в "Улиссе", -контекст, складывающийся из того, как с Шекспиром обращались в начале XX столетия. Контекст этот обширен и состоит из нескольких уровней. Прежде всего, Шекспиру и вообще елизаветинцам уделяли большое внимание писатели-модернисты, многие из которых были также и литературными критиками. В сборнике эссе В. Вулф "Обычный читатель" (The Common Reader, 1925) мы находим два эссе о елизаветинской культуре; в ее романе "Орландо" 1928 г. эпоха Шекспира воспроизведена до мельчайших деталей. Много сделал для возвращения елизаветинцев в поле внимания культурной общественности Т.С. Элиот; в своих статьях он писал о почти забытых в XVIII — XIX вв. Бене Джонсоне, Джоне Уэбстере (Webster), Томасе Миддлтоне (Middleton), Сириле Тернере (Cyril Tourneur), Джоне Форде (Ford), Томасе Киде (Kyd) и Кристофере Марло. Элиот цитирует Уэбстера и Миддлтона, наряду с Шекспиром, в "Бесплодной земле" 1922 г..

Некоторые из литераторов начала века откровенно хотели сбросить Шекспира с "корабля современности". Ф.М. Форд в письме 1913 г. советовал одному начинающему писателю "забыть о Шекспире", Томас Э. Хьюм (Т.Е. Hulme, 1883 — 1917) в 1908 г. призывал к "полному уничтожению поэзии, созданной раньше, чем двадцать лет назад", а Эзра Паунд предлагал наложить на изучение Шекспира 30-летний мораторий.

Монография К. ДиПьетро "Шекспир и модернизм" рассматривает бытование наследия Шекспира в английской культуре конца XIX — начала XX вв. ДиПьетро анализирует обращение к Шекспиру в трудах О. Уайльда, Ф. Харриса, Б. Шоу, Т.С. Элиота и В. Вулф. ДиПьетро подходит к понятию "модернизм" в его расширенном значении, полагая, что для исследования восприятия Шекспира в начале XX в. необходимо отодвинуть хронологические рамки модернизма вглубь XIX столетия, в "протомодернистский" период, поскольку последний во многом определил специфику разнородных реакций на Шекспира в модернистских текстах. ДиПьетро отмечает амбивалентное отношение модернистов к "состоянию современности" ("modernity"): с одной стороны, их волновало обезличивающее, дегуманизируещее влияние экономического прогресса (модернизации), с другой, они верили в необходимость обновления культуры и возможность сохранения при этом глубинной связи с прошлым. Шекспир оказался центральным автором прошлого для англо-американских модернистов, т.к. сбросить его "с корабля современности" модернистам не представлялось возможным, но и согласиться с формой, в которой его наследие бытовало в викторианскую эпоху, они не могли. Поэтому Шекспир сохраняет свое ключевое значение в английской культуре в начале XX в., однако викторианский стиль постановок его пьес, а также образ Шекспира, созданный викторианскими биографами, подвергаются в трудах модернистов постоянной критике и пародированию.

Помимо контекста обращения к Шекспиру в литературе модернизма, у шекспировской темы в "Улиссе" имеется контекст обращения к Шекспиру ученых-литературоведов начала XX в. Как указывает Тэйлор, годы написания романа приходятся на время перехода анализа шекспировских текстов из сферы критики, обращенной к широкой публике, в сферу научного изучения. Начало XX в. — время рождения шекспировской текстологии в ее современном понимании: именно тогда начали проводить различие между пиратскими "кварто" и авторитетными "фолио". В частности, в 1909 г. вышла книга А.У. Полларда, сотрудника Британского музея и редактора многочисленных изданий английской средневековой и елизаветинской литературы. Поллард доказывал, что недостатки "кварто" объясняются их пиратским происхождением, а не тем, что Шекспир в своих текстах переделывал низкокачественные пьесы, как считал, к примеру, Д.М. Робертсон, на которого ссылается в своей статье о "Гамлете" Элиот.

Тэйлор замечает, что к середине века Шекспир из собрания прекрасных текстов превратился в скопище "проблем" и вопросов для филологов. X. Грэнвил-Баркер рассматривал, в частности, "Проблему постановки" "Бесплодных усилий любви" и "Проблему двойного времени" в "Венецианском купце". Чеймберс назвал упомянутый сборник "Уильям Шекспир: Исследование фактов и проблем", а немецкий специалист по английской литературе Л.Л. Шюкинг занимался "Проблемами характеров в пьесах Шекспира". Тэйлор видит параллель между тем, что исследователи Шекспира начала века превращали поэта в автора для "узкого круга", и тем, что многие модернистские тексты создавались их авторами как тексты для немногих. Иными словами, "Улисс" создавался в момент обострения конфликта между культурой элитарной и культурой массовой. В массовой культуре Шекспира пародировали (одной из таких пародий является упомянутый фарс Гилберта); в культуре элитарной в нем видели поэта, творившего для рафинированной придворной публики (так, Чеймберс в 1916 г. выдвинул версию о том, что "Сон в летнюю ночь" был написан в честь свадьбы одного из придворных Елизаветы I). Обращение Джойса к Шекспиру в "Улиссе" находится на стыке этих двух тенденций.

Обзор отечественной литературы по теме

Освещение темы "Джойс и Шекспир" в отечественном литературоведении является частью нескольких процессов. Первым — самым общим — процессом является освоение общего наследия английского модернизма в России. От глубины этого освоения зависит восприятие обращения Джойса к Шекспиру как явления уникального или наоборот — обусловленного общими тенденциями в литературе тех лет. В частности, контекст темы "Джойс и Шекспир" составляют примеры обращения к Шекспиру писателей-модернистов. Процесс освоения наследия английского модернизма, прерванный в конце 1930-х гг. в СССР, был возобновлен к 1980-м гг. и полным ходом идет и сегодня. В 1988 г. в журнале "Вопросы литературы" (№ 8) был опубликован перевод эссе Т.С. Элиота "Гамлет и его проблемы"; давно переведены элиотовские "Любовная песнь Дж. Пруфрока" и "Бесплодная земля", а также роман В. Вулф "Орландо". Но не переведены еще на русский язык эссе В. Вулф о елизаветинской культуре, а с именами Л. Стрейчи и Л. Вулфа русскоязычная аудитория лишь начинает знакомиться.

Второй процесс, определяющий восприятие темы "Джойс и Шекспир" в России — это переводы "Улисса" и комментарии к ним. Появление полного перевода "Улисса" В.А. Хинкиса и С.С. Хоружего в сопровождении обширных комментариев Е.Ю. Гениевой в журнале "Иностранная литература" за 1989 — 1990 гг., несомненно, стимулировало освоение творчества Джойса отечественным литературоведением. От переводов "Улисса" зависит, насколько заметно для русскоязычного читателя шекспировское присутствие в романе. По переводу В.А. Хинкиса и С.С. Хоружего это присутствие заметно больше, чем по переводу первых 10 глав "Улисса", опубликованному в 1935 — 1936 гг. в журнале "Интернациональная литература" и недавно переизданному. Это объясняется тем, что в полном переводе "Улисса" шекспировские цитаты даны в их "классических" переводах на русский язык (например, в переводе Б. Пастернака). Решающую роль для восприятия "Улисса" играет сопровождающий перевод В.А. Хинкиса и С.С. Хоружего комментарий С.С. Хоружего. Главное здесь — то, что в комментарии С.С. Хоружего выделено большинство цитат, присутствующих в "Улиссе". Также из данного комментария читатель узнает о параллели Стивен-Гамлет, берущей начало в "Телемаке"; об источниках шекспировской теории Стивена; о том, что последняя не претендует "ни на логическую непогрешимость, ни на фактическую достоверность", а является "притчей о жребии художника"; наконец, в своем комментарии С.С. Хоружий сообщает о чтении Джойсом лекций о Шекспире в Триесте. Однако, как признается сам С.С. Хоружий, многие шекспировские цитаты переводились им заново, "ибо готовые переводы не сохраняли необходимых коннотаций"; следовательно, о присутствии этих цитат в романе читатель узнает, лишь заглянув в комментарий. Кроме того, переводы Шекспира — даже "классические" — не являются "частью речи" русского литературного языка, как являются частью языка английского оригинальные шекспировские тексты. Следовательно, для русскоязычной аудитории тема "Джойс и Шекспир" никогда не будет звучать так же, как она звучит для английского читателя, — каким бы совершенным ни был перевод и каким бы подробным ни был к нему комментарий.

В 1997 г. в сборнике "Английская литература XX века и наследие Шекспира" вышла статья А.П. Саруханян "Джойс и Шекспир" — первое специальное исследование данной темы в России. Поскольку многие положения А.П. Саруханян приняты за отправную точку в настоящей работе, мы рассмотрим указанную статью в конце обзора отечественной литературы по теме. Пока же остановимся на том, в каком состоянии находилось изучение темы "Джойс и Шекспир" до недавнего времени.

Общие выводы отечественных литературоведов по теме "Джойс и Шекспир" сходны с выводами западных специалистов по Джойсу. Так, в ранней работе одного из ведущих джойсоведов России Е.Ю. Гениевой мы находим близкую взглядам У. Шутта идею о том, что Джойс использовал шекспировский материал в "Улиссе" для того, чтобы оттенить измельчавшую современность. Доказательств того, что Джойс считал современную ему действительность дегероизированной, Е.Ю. Гениева не приводит. Наблюдения А.П. Саруханян 1997 г. показывают, что подобные выводы преодолены отечественным джойсоведением. А.П. Саруханян цитирует работу Джойса 1900 г. "Драма и жизнь": "Непростительно глупо, — писал Джойс, — вздыхать о добрых старых временах, утолять свой голод извлеченными оттуда холодными камнями. Мы должны воспринимать жизнь такой, какой мы ее видим, мужчин и женщин такими, каких мы встречаем в реальном мире, а не в мире волшебных сказок. Великая человеческая комедия, в которой каждый из нас принимает участие, дает неограниченный простор истинному художнику сегодня, как вчера или в давние годы". Эта цитата показывает, что Джойс никогда — даже в самом начале своей литературной деятельности — не считал, что современность проигрывает в сравнении с героями прошлого.

В 1982 г. в России выходят "Дублинцы" и "Портрет художника в юности" на английском языке. В предисловии к этому изданию Е.Ю. Гениева повторяет еще одну популярную в джойсоведении идею о том, что Стивен "Улисса" = Джойс и что, следовательно, в шекспировской теории Стивена Джойс излагает свои взгляды на искусство: "В пору создания "Улисса" Джойс сформулирует теорию "автобиографического искусства", которую он проиллюстрирует на примере творчества Шекспира. Сквозь Гамлета, считал Джойс, Шекспир смотрел на мир и на самого себя". В качестве доказательства исследовательница приводит цитату из "Сциллы" о Шекспире в роли Призрака в "Гамлете". Однако данный пассаж произносит Стивен, а Джойс в "Сцилле" дистанцирует себя от Стивена при помощи иронии.

А.П. Саруханян не соглашается с идеями Е.Ю. Гениевой. В самом начале своей статьи А.П. Саруханян отмечает, что в своих произведениях Джойс "принял закон драмы, по которому ни один из персонажей не выражает мысли автора". Главное для А.П. Саруханян — и эта позиция поддержана в настоящей работе — определить, как шекспировская теория раскрывает характер Стивена.

По мнению А.П. Саруханян, на примере теории Стивена о Шекспире становится очевидна эволюция образа героя от "Портрета" к "Улиссу". В "Портрете" Стивен "пытался отделить искусство от жизни". Теория о Шекспире как эстетический манифест героя указывает на то, что для Стивена "Улисса" жизнь художника и его творчество нерасторжимы. Стивен приходит к осознанию того, что жизненный опыт — каким бы ничтожным и непоэтичным он ни казался — художник должен не отринуть, а "трансформировать в собственной душе": "Именно этот итог своих личных переживаний он моделирует примером Шекспира, в нем ищет подтверждение своим мыслям".

Встречается в отечественном литературоведении и идея о том, что Стивен и Блум — это сын и отец в поисках друг друга. Например, мы находим ее в книге И.И. Гарина "Век Джойса". В необычном, богословском варианте ее представляет на суд читателя С.С. Хоружий. Впервые богословская интерпретация теории Стивена была изложена им в книге ""Улисс" в русском зеркале" ; впоследствии она перешла в его комментарии к переводу романа, вышедшему в 2000 г. в издательстве "Симпозиум". Напомним, что зарубежные джойсоведы объясняли присутствие темы отцовства в "Сцилле" следующим образом. По их мнению, Стивен "Улисса" находится в поисках духовного родителя, коего и обретает в Шекспире. А поскольку личность Шекспира в описании Стивена оказывается похожа на Блума, то Стивен в своей лекции, сам того не сознавая, предвосхищает, по мнению западных джойсоведов, свою встречу с Блумом, своим потенциальном отцом из современности. С.С. Хоружий избегает в своей интерпретации темы отцовства в "Сцилле" упоминания Блума и даже Шекспира. Для исследователя "спасительным ключом оказывается богословское понятие единосугция, которое постоянно в уме у Стивена с первых страниц романа. В силу него Сын не отличен по сущности от Отца, несет ту же отцовскую сущность в себе — и, избавляясь от бесплодных поисков, обретает самостояние, суверенное достоинство". По мнению С.С. Хоружего, "видимого отца" Стивен в окружающем его мире не находит, отчего и решает впасть в ересь, "савеллианство", т.е. доказать на примере Шекспира, что сын сам себе отец, и избавиться тем самым от якобы мучающих его поисков отца. В ответ С.С. Хоружему можно привести тот же аргумент, что мы приводили в ответ сторонникам идеи о том, что Стивен "тяготеет" к Блуму. Мысли Стивена в "Сцилле" показывают, что он хочет сам стать художником. Но он хочет им стать не потому, что стремиться быть "отцом самому себе", а потому, что хочет избавиться от бремени бесплодного сыновства и самому начать творить (отсюда и "сражения" с призраком матери на протяжении всего романа).

Рассматривает тему отцовства в связи с шекспировской теорией Стивена и А.П. Саруханян: "Стивен-сын покинул отчий дом, но мысль об отце, с которым он порвал, продолжает его преследовать, и он на время обретает спокойствие, доверившись заботам Блума". Доказательств этому утверждению А.П. Саруханян не приводит; по нашему мнению, их и нет в тексте романа. Стивена в "Улиссе" преследуют мысли о матери, а об отце ему постоянно напоминает Маллиган (ср. в "Телемаке", 21 и в "Сцилле", 191). Спокойствия же при встрече с Блумом он так и не обретает, иначе бы он принял предложение Блума остаться у него дома. Однако статью А.П. Саруханян выгодно отличает от приверженцев параллели Стивен/Блум = сын/отец то, что в ней роль теории Стивена о Шекспире не сведена к доказательству этой параллели. А.П. Саруханян не полагает, что рассуждения Стивена о Шекспире являются проявлением его скрытой Sehnsucht по отцу; наоборот, роль шекспировской теории исследовательница рассматривает в отрыве от темы отцовства в романе, а именно — как эстетический манифест героя. Обращение же Стивена к теме отцовства в "Гамлете" служит Джойсу, по мнению А.П. Саруханян, лишь для психологического углубления сюжетной — гомеровской — параллели Стивен/Блум = Телемак/Одиссей.

В отечественном джойсоведении так же, как и в западном, распространена идея о том, что Джойс в "Улиссе" подражает "технике" Шекспира. Мы уже упоминали эту идею в предыдущей главе, в связи со статьей К. Райхерта; ее опровержением является очевидность того, что не у одного Шекспира мы находим эксперименты с языком, глубокий психологизм или сочетание трагического и комического начал. Однако данное обстоятельство не мешает целому ряду отечественных литературоведов делать наблюдения, аналогичные идее Райхерта. Так, Н.Я. Дьяконова утверждает, что "шекспировское начало представлено у Джойса и в том, как сплетаются в его эпопее поэтическое и прозаическое, безобразное и прекрасное, страшное и смехотворное". Идея о том, что если писатель XX в. сближает "немыслимые крайности", то делает он это исключительно "по-шекспировски", позволяет Н.Я. Дьяконовой увидеть отсылку к Шекспиру в таких разных романах, как "Алое и зеленое" А. Мердок, "Почетный консул" Г. Грина и "Задержавшиеся" П. Скотта. Очевидно, что к Шекспиру эти романы имеют такое же отношение, какое они имеют к любому другому великому писателю прошлого.

Некоторые факты биографии Джойса, имеющие отношение к теме "Джойс и Шекспир", уже учтены отечественными литературоведами, однако многое российскому джойсоведению лишь предстоит освоить. К примеру, факт посещения Джойсом представления "Троила и Крессиды" в Цюрихе подтвердил бы наблюдение А.П. Саруханян о возможном влиянии этой пьесы на замысел Джойса о Блуме. Никто из отечественных литературоведов пока не обратил внимания на книги о Шекспире в джойсовской библиотеке и характер выписок Джойса к его лекциям в Триесте.

От обзора присутствующих в трудах отечественных литературоведов идей, сходных с выводами западного джойсоведения, перейдем к тому, что накоплено нового по теме "Джойс и Шекспир" в России. Высказывания на эту тему, сделанные до исследования А.П. Саруханян, распадаются на три группы. Первая группа представлена в трудах, посвященных собственно Джойсу; ее составляют уже приводившиеся нами наблюдения Е.Ю. Гениевой. Вторая группа — самая обширная — представлена в трудах на тему "Шекспир и английская литература XX века", по которой в 1970 — 1980-х гг. в России вышло три обширных исследования. В работе Г.В. Аникина 1970 г. Джойс не упоминается; зато автор подробно рассматривает статьи о Шекспире У.Б. Иейтса. Последние представляют ценный контекст темы "Джойс и Шекспир" как примеры обращения к Шекспиру ирландского поэта, высоко ценимого Джойсом в период, предшествовавший его работе над "Улиссом".

В 1978 г. выходит работа А.В. Бартошевича о Шекспире в английском театре первой половины XX в.. А.В. Бартошевич указывает, что английский кинематограф начала прошлого века захлестнула волна антишекспиризма:

Экраны Англии были заполнены лентами, потешавшимися над пьесами Шекспира, в особенности над "Гамлетом". В 1915 г. кинокомпания "Крикс энд Мартин" начала выпускать серию картин под общим названием "Шекспир вдребезги". Пародировали и самого Шекспира, и театр, его играющий. Тучный Призрак не мог пролезть в люк сцены, суфлер засыпал в будке, рушились декорации и т.д. Комизм многих фильмов строился на том, что шекспировские сюжеты опрокидывались в современность. Смысл пародий состоял в том, чтобы продемонстрировать несовместимость Шекспира и современной жизни — только ненормальный человек может повторять в наши дни поступки Ромео или Гамлета.

Наблюдение А.В. Бартошевича показывает, что обращение Джойса к Шекспиру в "Улиссе" в целом противостоит начавшемуся тогда в кино антишекспиризму. Даже теория Стивена, в которой Шекспир оказывается похожим на Блума, призвана доказать не несовместимость Шекспира с современностью, а скорее, повторяемость извечных ситуаций — как в жизни, так и в литературе.

Третью группу идей по теме "Джойс и Шекспир" мы находим в книге Е.М. Мелетинского, где "Улисс" разбирается в контексте "мифологизма" в литературе XX в.. Е.М. Мелетинский отмечает, что неомифологизму, проявившемуся в литературе XX в., присуща ирония; иными словами, когда Джойс использует сюжет "Одиссеи" в качестве структурного начала в своем романе, это не может не обернуться ироническим отсветом, который бросают на современных персонажей гомеровские параллели. Однако, продолжает Е.М. Мелетинский, для неомифологизма XX в. важна не эта ирония, ведь обращение к мифу в литературе модернизма обусловлено не интересом писателей к контрасту между изображенной в мифах героической действительностью и современным миром. Для писателей XX в., таких как Джойс и Т. Манн, важна идея повторяемости в жизни человечества одних и тех же ситуаций, идея неизменности основных человеческих конфликтов — отцов и детей, мужей и жен, друзей и врагов. Поэтому для неомифологизма XX в. важна не ироничность уподобления современного человека Улиссу, а факт того, что этот современный человек, как Улисс, странствует в различных местах (ср. кладбище, бар и бордель, куда попадает Блум) и, как Улисс, томится по жене, думает о сыне, борется с жизненными трудностями.

Отказ Джойса в "Улиссе" от "формообразующих устоев классического романа XIX в., от социальных "типов" и связной сюжетной событийности на эмпирическом уровне" приводит к попаданию на страницы романа разнородного, на первый взгляд случайного, материала, который необходимо упорядочить. Таким упорядочивающим началом и выступают, по мнению Е.М. Мелетинского, лейтмотивы "Улисса", в частности тема отцовства. По наблюдению ученого, все параллели, присутствующие в романе, приблизительны. Действительно, обстоятельства жизни Стивена лишь отчасти схожи с ситуацией Гамлета. "Приблизительность эта, — объясняет Е.М. Мелетинский, — косвенно указывает, что и шекспировские, и гомеровские, и иные параллели прежде всего выступают в функции некоей "решетки", условно приложенной к художественному материалу Джойсом, чтобы этот материал дополнительно структурировать, упорядочить". Из книги Е.М. Мелетинского становится ясно, что особенности обращения Джойса с шекспировским материалом в "Улиссе" были во многом определены общим пристрастием эпохи к универсализации, к выявлению в жизни человека начал, которые бы не отделяли, а сближали современность с прошлым. Проявление этого пристрастия Е.М. Мелетинский видит в методах психоанализа вообще и в теории Юнга об архетипах в частности, а также в идее Фрезера о повторении определенных ситуаций в мифах. Как замечает Е.М. Мелетинский, на "культ и миф умирающего и воскресающего бога, который занимает центральное место в "Золотой ветви" Фрезера" в "Улиссе" имеются многочисленные намеки. У Джойса мы наблюдаем увлечение идеей цикличности истории: Е.М. Мелетинский считает труды итальянского мыслителя XVIII в. Джамбаттиста Вико философской основой "Поминок по Финнегану" (Джойс увлекся идеями Вико во время работы над "Улиссом").

В широком контексте особенностей прозы XX в. рассматривает шекспировские образы в "Улиссе" и С.Н. Бройтман. Самоотождествление Стивена с Гамлетом и Шекспиром предстает в книге С.Н. Бройтмана в ряду участившихся в прозе XX в. примеров "спонтанного пересечения границ "я" и "другого"". Исследователь приводит реплику Стивена из "Сциллы" ("Мы бредем сквозь самих себя, встречая разбойников, призраков, великанов но всякий раз встречая самих себя", 205) в качестве подтверждения того, что "в сюжетной прагматике современной "Одиссеи" освобождающего пересечения субъектных сфер не происходит". Действительно, Стивен в "Улиссе" не преодолевает сосредоточенности на собственном "я". Удастся ли ему сублимировать свой жизненный опыт, как удалось это, согласно его теории, Шекспиру? Ответ на данный вопрос остается за рамками "Улисса". С.Н. Бройтман отмечает, что "художественная модель освобождающего пересечения с "другим собой" задана самой субъектной архитектоникой романа". Данное наблюдение подтверждается смешением субъектов повествования в "Цирцее"; идея подобного смешения содержится уже в шекспировской теории Стивена, ядро которой составляет идея художника как "всего во всем" (204).

В заключение обзора отечественной литературы по теме "Джойс и Шекспир" вернемся к статье А.П. Саруханян. В самом начале статьи А.П. Саруханян повторяет тезис Е.М. Мелетинского о структурирующей и универсализующей функции шекспировских параллелей в "Улиссе". Помня о том, что встреча Стивена и Блума в "Цирцее" оборачивается появлением в зеркале "лица Вильяма Шекспира с застывшими параличными чертами" (495), А.П. Саруханян ставит вопрос о возможной интерпретации роли шекспировского материала в "Улиссе" как контраста, обличающего современность. Однако А.П. Саруханян приходит к выводу, который мы уже встречали в труде Е.М. Мелетинского:

Произведение Джойса значительно шире критики действительности и к архетипическим образам он обращается не ради пародийного эффекта. Сопряжение гомеровской Греции и современного Дублина, героев Шекспира и горожан XX века рассчитано не на комический контраст, а на то, чтобы придать ситуации обобщенность, универсальность, навести эстетическии порядок в жизненном хаосе.

Подтверждением данного вывода являются и высказывания Джойса в его эссе "Драма и жизнь". Даже в годы, когда Джойс ставил Ибсена выше Шекспира, он не поддерживал популярный, в частности, в среде Ирландского литературного возрождения взгляд на современность как на мир, уже не способный породить эпических героев.

Начатое А.П. Саруханян сравнение эстетических взглядов Стивена в "Улиссе" с теориями Стивена в "Портрете" многое дает для понимания роли шекспировского материала в "Улиссе". Мы продолжим это сравнение в Главе III, где сопоставим 9-ый эпизод "Улисса" с 5-ой главой "Портрета", в которой Стивен читает "лекцию" по эстетике своему приятелю Линчу.