Разграничение терминов

Прежде чем перейти к анализу текста "Улисса", разграничим ключевые для данного исследования термины — "интертекст", "интертекстуальность", "цитата", "реминисценция" и "аллюзия". При употреблении термина "интертекст" и "интертекстуальность" нельзя не упомянуть их создателей, соответственно, Р. Барта и Ю. Кристеву. Термином "интертекстуальность" Кристева обозначала понимание каждого текста как "мозаик[и] цитации", как "впитывани[я] и трансформации] какого-нибудь другого текста". Под "интертекстом" Барт понимал сущность мира как одного большого текста, объемлющего все сферы жизни человека: "[Н]евозможно[...] жить вне бесконечного текста независимо от того, будет ли этим текстом Пруст, ежедневная газета или телеэкран". К теориям Кристевой и Барта примыкает теория Ж. Женетта, изложенная в его статье о Борхесе — о всемирной литературе как единой "книг[е] мира", "велик[ом] безымянн[ом] творени[и], где каждый автор является лишь случайным воплощением вневременного и безличного Духа". Как отмечает Г.К. Косиков:

Для теории интертекстуальности сам интертекст — это не собрание "точечных" цитат, отсылок, реминисценций и т.п., но пространство схождения всевозможных цитаций. Цитата, коллаж из цитат и т.п. — лишь частный случай цитации, предметом которой являются не отдельные слова, фразы или пассажи, позаимствованные из чужих текстов, но сами тексты, совокупность которых и образует литературное поле.

Теория Кристевой отчасти уходит корнями в понимание текста самими модернистами, в т.ч. Джойсом. Прием использования разного рода "чужих" слов в литературе родился, конечно, не в эпоху модернизма: на протяжении веков писатели цитировали и перерабатывали творения своих предшественников. Новаторство в понимании интертекста модернистам принадлежит потому, что они сделали использование "чужого" слова одним из основных аспектов поэтики своих произведений, из технического средства превратив его в смыслонесущий, отражающий их понимание искусства. От своего "идеального читателя" Джойс ожидал начитанности, равной своей собственной, а также "включенности в мир романа и [отклика] на все аспекты и измерения его художественного целого". С.С. Хоружий в обилии цитат и аллюзий на факты реальной и художественной действительности в "Улиссе" видит также возмещение Джойсом якобы отсутствовавшего у него "дара творения живых лиц и сцен". Джойса вряд ли можно обвинить в отсутствии дара воображения: скорее, цитатность его произведений является следствием его специфического взгляда на воображение. Джойс часто повторял фразу из "Новой науки" Джамбаттиста Вико (1725) о том, что "воображение есть не что иное, как переделка запомненного", а в разговоре с Ф. Бадженом как-то заметил: "Воображение — это память". Идеи Джойса явным образом получили развитие в позднейших теориях интертекста.

В вопросе программной интертекстуальности Джойсу близок Т.С. Элиот. В своей поэзии Элиот создал "культ литературной памяти", а в своих критических статьях он не раз обращался к проблеме литературной традиции. В частности, в статье "Традиция и индивидуальный талант" (1919) он пишет, что часто "не только лучшее, но и самое индивидуальное в произведении [поэта] открывается там, где всего более непосредственно сказывается бессмертие поэтов давнего времени, литературных предков автора" (пер. А. Зверева). Память интересовала модернистов и как явление культуры (общая память человечества, традиции), и как феномен психологии, благодаря которому любой момент мышления человека в настоящем расширяется через его воспоминания о прошлом. Вера Джойса в невозможность создания романа в отрыве от литературного прошлого человечества выразилась в открытом диалоге "Улисса" с литературными "отцами" писателя (Гомером, Данте, Шекспиром, Гете). Интерес же Джойса к памяти как механизму человеческого сознания проявился во внутренней интертекстуальности "Улисса" — иными словами, в том, что "поток сознания" героев "Улисса" наполняют не только цитаты и образы из других литературных текстов, но и цитаты из речи других персонажей романа. Внутренняя интертекстуальность романа связана отчасти с появлением новой техники описания времени в литературе модернизма: как замечает Э. Ауэрбах, в романах Вулф и Джойса "представления, возникающие в сознании, не прикованы к настоящему времени внешних событий. [Освободившись от былой своей скованности в конкретном, сознание начинает видеть перспективу времени, слои былого, содержание своего прошлого, оно сталкивает эти слои между собой".

Употребляя термин "чужое" слово, нельзя не упомянуть его создателя М.М. Бахтина и его концепцию диалогичности текста. Как отмечает Н.И. Рейнгольд (Бушманова), "[п]од культурно-исторической концепцией "интертекста Бахтина" понимают диалог языков, возникающий либо на основе цитирования слова в новом культурном контексте, либо скрещения пародирующего и пародируемого, "чужого", слов". К теории М.М. Бахтина примыкает идея Ю.М. Лотмана о том, что текст "как генератор смысла нуждается в собеседнике". Концепция интертекста Бахтина важна для данной работы, поскольку метод Джойса в "Улиссе" заключается во многом в использовании образов и слов из классических литературных произведений для описания подчеркнуто современной действительности. Наконец, философское понимание интертекста М.М. Бахтиным и Ю.М. Лотманом применимо к "Улиссу" с той точки зрения, что в романе идет не только диалог текста Джойса с литературой прошлого (через цитирование), но и диалог "чужих" текстов между собой в рамках романа. Например, параллели, проведенные Джойсом между жизнью персонажей "Улисса" и "Одиссеи", перекликаются с параллелями между "Улиссом" и "Гамлетом". "Одиссея" и "Гамлет" в сознании читателей ранее не ассоциировались, но стоило Джойсу "свести" их вместе на современном материале, и у них выявились точки соприкосновения, в частности, тема отношений отца и сына. Так интертекстуальность "Улисса" соотносится с идеей Элиота о том, что "прошлое точно так же видоизменяется под воздействием настоящего, как настоящее испытывает направляющее воздействие прошлого" (пер. А. Зверева), т.е. каждый новый текст, вставая в ряд уже существовавших произведений, ретроспективно меняет наше представление о них.

Понятие интертекстуальности уже использовалось отечественными литературоведами при анализе литературы модернизма. Примером является диссертация Бушмановой (Рейнгольд) о прозе Д.Х. Лоренса и В. Вулф. Исследовательница употребляет термин "интертекст" в значении "межтекстовы[е] связ[и] различных типов" : в ее работе понятие "интертекст" обозначает общекультурную ситуацию, в которой рождались романы Лоренса и Вулф.

В диссертации A.M. Гильдиной о "Дублинцах" Джойса термин "интертекст" употреблен в трактовке В. Изера, согласно которой "фиктивное (текст) рассматривается как результат сложного взаимодействия реального и имагинарного". Как замечает исследовательница, в интертексте "Дублинцев" присутствуют как "целые тексты (например, "Божественная комедия" Данте, "Одиссея" Гомера или "Новая наука" Вико)[, которые] могут рассматриваться как интерпретирующие по отношению ко всей книге", так и отдельные "интертекстуальные включения", образующие "тематические группы". Понимание "интертекста" Гильдиной близко к трактовке данного термина в настоящей работе, где проанализирована одна тематическая группа цитат и аллюзий — та, что отсылает читателя к наследию Шекспира и шекспировской критике.

Обращаясь к терминам, используемым в данной работе при анализе конкретных частей текста, оговорим взятые нами за основу определения литературной цитаты, или реминисценции, и аллюзии. В отечественном литературоведении нет единого мнения о разграничении данных понятий.

Согласно ЛЭС, аллюзия в художественной литературе — это "намек на реальный политический, исторический или литературный факт, который предполагается общеизвестным", а реминисценция — это "черты, наводящие на воспоминание о другом произведении". С.И. Кормилов дает следующее определение аллюзии: "в литературе, ораторской и разговорной речи отсылка к известному высказыванию, факту литературной, исторической, а чаще политической жизни либо к художественному произведению". Для данного исследования наиболее функциональным разграничением терминов "реминисценция" и "аллюзия" является определение этих терминов В.П. Москвиным. В "Улиссе" чаще всего встречаются т.н. литературные цитаты, или, как их называет В.П. Москвин, "цитаты без кавычек" и ссылки на источник. В литературоведении их называют также реминисценциями (лат. reminiscentia — "воспоминание"), как прием, рассчитанный на то, что "адресат речи вспомнит текст, послуживший источником "цитаты без кавычек"". Реминисценция (литературная цитата) представляет собой "полное и точное воспроизведение части какого-либо текста (как минимум, словосочетания), аллюзия — фрагментарное, неточное; от цитирования (если учесть, что объектом цитации, как известно, может стать и отдельное слово) эти две фигуры речи отличает лишь отсутствие ссылочной части" ~. Присутствуют в "Улиссе" и парафразы шекспировских текстов: парафраз, по определению В.П. Москвина, фигура речи, заключающаяся "в изменении лексического состава какого-либо выражения или текста". Как отмечает В.П. Москвин, стилистический эффект парафраза часто основан на "обновлении" известной цитаты.

Согласно определениям, данным В.П. Москвиным, такие примеры, как отсылка к строке из "Гамлета" в речи англичанина Хейнса в эп. 1 "Улисса", является литературной цитатой, или реминисценцией: она точно воспроизводит шекспировский текст и, более того, в отличие от большинства шекспировских реминисценции в романе, в оригинале она выделена курсивом. Разговор же Маллигана со Стивеном (в том же эпизоде), в котором Маллиган уговаривает Стивена снять траур по матери, можно определить как аллюзию на 2-ую сцену I акта в "Гамлете", где Клавдий призывает Гамлета оставить траур по отцу.

Определение, данное аллюзии в монографии ученого-лингвиста Г.Г. Слышкина, максимально точно характеризует природу отсылок к Шекспиру в "Улиссе". Как отмечает Г.Г. Слышкин, "[п]рием аллюзии состоит в соотнесении предмета общения с ситуацией или событием, описанным в определенном тексте, без упоминания этого текста и без воспроизведения значительной его части, т.е. на содержательном уровне". Работа Г.Г. Слышкина ценна в контексте данного исследования тем, что в ней выделены различные типы присутствия "чужого" слова, или, если использовать лингвистический термин, "прецедентных текстов", в устной и письменной речи. Важны не столько названия, которые Г.Г. Слышкин дает этим типам, сколько анализируемые им различные функции последних. Примеры всех типов "чужого" слова, названных Г.Г. Слышкиным, встречаются среди шекспировских отсылок в "Улиссе". Так, упоминанием Г.Г. Слышкин называет "апелляцию к концепту прецедентного текста путем прямого (т.е. нетрансформированного) воспроизведения языковой единицы, являющейся именем данного концепта. Такой единицей обычно служит заглавие произведения". "Иногда, — добавляет Г.Г. Слышкин, — при апелляции к концепту прецедентного текста путем упоминания языковым средством служит имя автора". В "Улиссе" (главным образом, в 9-ом эпизоде) Стивен неоднократно апеллирует к текстам Шекспира, называя их по заглавиям или — в случаях, когда он апеллирует ко всему шекспировскому канону — по имени автора. В эпизодах 1 и 3 имя Шекспира и заглавия его произведений не встречаются: здесь Джойс "растворяет" шекспировский материал в своем тексте.

Вторым типом присутствия "чужого" слова в тексте Слышкин называет прямую цитацию — "дословное воспроизведение языковой личностью части текста или всего текста в своем дискурсе в том виде, в котором этот текст (отрывок текста) сохранился в памяти цитирующего". Прямые цитаты из Шекспира присутствуют в "Улиссе" не только в речи Стивена, но и в речи (сознании) других персонажей — Блума, Маллигана, библиотекаря Листера, Эглинтона, мистера Дизи и др. Квазицитация, по определению Г.Г. Слышкина — это "воспроизведение языковой личностью части текста или всего текста в своем дискурсе в умышленно измененном виде". Квазицитация не раз встречается в речи Стивена о Шекспире в 9-ом эпизоде "Улисса", где Стивен сознательно искажает источники своей "лекции", чтобы заставить свои доводы звучать убедительно. Наконец, продолжение — это "текстовая реминисценция, основой которой, как правило, служат лишь художественные тексты и использование которой является обычно прерогативой профессиональных писателей. Продолжение состоит в создании самостоятельного литературного произведения, действие которого разворачивается в "воображаемом мире", уже известном носителям культуры из произведений другого автора, из мифологии или из фольклора". "Улисс" как целое является примером продолжения: роман построен Джойсом с расчетом на знакомство читателя с сюжетом "Одиссеи" и на узнавание им аналогий между миром романа и миром поэмы.